|
|
От
|
Владислав
|
|
|
К
|
All
|
|
|
Дата
|
14.01.2007 02:49:53
|
|
|
Рубрики
|
WWI; 1917-1939;
|
|
Депортации при Николае Кротком
Доброе время суток!
Наткнулся на интересный материал по депортациям в Российской империи в Первой мировой войне -- которых, как многие считают, не было...
Взято из сборника: Россия и Первая мировая война (Материалы международного коллоквиума). СПб.: Дмитрий Булавин, 1999.
Статья Питера Холквиста "Тотальная мобилизация и политика населеения", раздел 2 (не полностью), стр. 87-91. Для интересующихся даже отсканировал ссылки.
---------------
В рамках новой, более широкой сферы применения политики населения военные статистики не ограничивались советами по «положительному» решению проблемы Средней Азии, в частности, ее колонизации. Они считали, что, наряду с колонизацией может возникнуть необходимость в выселении нежелательных или ненадежных групп. Во втором томе военно-статистического описания Семиречья 1910 г. содержатся рекомендации на случай непредвиденных обстоятельств военного характера, и в частности описываются «свойства района при народном восстании».26 С большой прозорливостью этот труд предсказывает, что «...отвлечение же этих частей для борьбы с внешним противником может... дать мятежу распространиться на значительные пространства». В этом случае российских военных предупреждают о возможности партизанской войны со стороны инсургентов и советуют брать в заложники семьи инсургентов и захватывать скот. Взятие заложников позволит отделить более умеренные «элементы» от непримиримых врагов и «заставит более умеренные элементы (зю!) населения вернуться к мирному образу жизни; оставшиеся же шайки беспокойного элемента придется истреблять или изгонять за границу».
Именно по этим предвоенным инструкциям действовали российские войска при подавлении восстания 1916 г., которое вспыхнуло в ответ на попытку правительства применить в регионе методы тотальной мобилизации.27 Свирепость подавления этого восстания не была, таким образом, просто реакцией на само восстание или проявлением этнической нетерпимости. Это был результат разработанных за многие годы до этого идей и концепций макростратегии политики населения и микротактики репрессий, призванных наилучшим образом обеспечить достижение ее целей. Российское командование широко использовало карательные отряды, которые действовали на территории всей империи в 1905—1907 гг. и которым суждено было стать неотъемлемым элементом всех армий в период Гражданской войны в России. Военное руководство не оставило этим подразделениям никаких сомнений относительно того, как им нужно действовать. Военный губернатор Семиречья так инструктировал своих подчиненных: «Одной из первых возмутилась ... Ботпаевская волость. Хорунжий Александров с сотней 10 августа... настиг волость, 3 аула поголовно истребил, стойбища сжег, скот угнал; 12-го ботпаевцы изъявили покорность и выдали заложников... Сообщается как образец действий, руководимых лично мною». Такое поведение не было ни проявлением личной жестокости, ни превышением полномочий, так как соответствовало официальной политике. Летучие отряды — небольшие сборные пехотно-кавалерийские подразделения, вооруженные пулеметами, — получили приказ «для уничтожения киргизов и подавления восстания... загонять киргизов в горы и там уже уничтожать их».28 Помощник туркестанского генерал-губернатора докладывал, что карательные «отряды истребляли планомерно и систематично женщин и детей».29 В результате этих действий к январю 1917 года численность коренного населения Семиречья упала на 20 процентов, а в некоторых районах на 66 процентов.30
Таким образом, эти меры нельзя рассматривать лишь как конкретно спланированную военную операцию. Власти империи стремились не только восстановить порядок в мятежных регионах, но вслед за этим и окончательно в них утвердиться. 16 октября военный губернатор Туркестана Куропаткин провел совещание по разработке планов удаления киргизов из некоторых районов Семиречья и замене их русскими переселенцами для того, чтобы образовать районы с «чисто русским населением». В восставших районах, предназначенных к депортации (используя восстание как предлог), вместо простого выселения из них киргизов и поселения русских, он изменял административные границы таким образом, чтобы «создать обособленную от киргизов территорию с русским населением не только в границах этнографических, но и географических». В своем последнем докладе Николаю II, составленном 22 февраля 1917 г., Куропаткин сообщает, что эти планы уже выполнены и направлены военному министру для конфискации туземных земель в Семиречье «в целях укрепления русского элемента в Туркестанском крае» и создания однородных «чисто русских районов».31 Казалось, что долгосрочная программа укрепления этого региона с помощью политики населения, программа, которую поддерживала не только военная статистика, но и современная публицистика, будет вот-вот реализована: не зря ведь военно-статистические исследования 1910г. пришли к заключению, что интенсивная колонизация русскими должна проводиться «хотя бы и в ущерб местным инородцам». И только революция 1917 года «не позволила осуществить предложения генерал-губернатора о выселении всех киргизов с огромных территорий долины Чу и земель вокруг Иссык-Куля, которым предстояло стать „чисто русскими"».32
Эта форма политики населения, отшлифованная в колониальных районах, широко применялась в Европе воюющими державами в период Первой мировой войны (см. ниже). С этой точки зрения военную политику России по отношению к собственным западным приграничным территориям также нельзя рассматривать просто как военную необходимость или проявление глубоко укоренившейся ксенофобии и антисемитизма, хотя это тоже, без сомнения, имело место. Это была попытка применения на практике теории политики населения, разработанной ранее. Выше уже отмечалось, что начиная с 80-х гг. XIX в. военная статистика все чаще приписывала отличительные характеристики различным «элементам», из которых якобы состояло население, для того чтобы подчеркнуть необходимость этнической однородности (по умолчанию, русской однородности). В своем учебнике по военной статистике для Академии Генерального штаба 1885 г. Золотарев заявил, что население России в целом может быть признано благонадежным. Но «этого далеко нельзя сказать, если начать рассматривать расселение различных племен по территории нашего отечества и степень надежности жителей наших окраин... Чем же дальше к окраинам, тем населенность уменьшается, население же, делаясь более и более разнородным, становится менее и менее надежным».33 Во втором томе, приступив к описанию западного приграничья, Золотарев не оставляет сомнений относительно того, какие именно элементы следует считать ненадежными: это евреи, немцы и поляки.34 Этот тезис Золотарев повторяет еще раз в учебнике 1903 г. для юнкерских училищ.35
Труды Золотарева наделяют все «элементы» особыми качественными признаками и, кроме того, точно указывают места скопления «ненадежных» групп. Ибо, как уже говорилось, военная статистика не просто описывала «население». Она также предлагала решение выявленных «проблем». Так, полковник Генерального штаба Комаров, давая положительную оценку населению в районах вокруг Москвы, Владимира и Нижнего Новгорода (читай: там проживали в основном русские православного вероисповедания), отмечает один недостаток: концентрацию евреев в Москве. Тем не менее, пишет он, еврейское население «благодаря принятым административным мерам, значительно сократилось против прежнего, и продолжает еще уменьшаться». «Административные меры», о которых так одобрительно отзывается Комаров, состояли в том, что в 1891 г. около 20 тысяч евреев были выселены из Москвы."
Как показывает эта операция по выселению, военная статистика руководствовалась более далекими целями, чем простой академический интерес. Как заметил один исследователь по поводу Германии, «культура (и культ) сайентизма конца XIX в. создали дискурсивные рамки» для попыток по трансформации общества, предпринятых во время войны." Не Первая мировая война породила эти планы. Возможность подобных «решений» была подсказана военной статистикой (и российской колониальной политикой) задолго до войны. Но тотальная война явилась контекстом, в котором эти приемы стали неотъемлемой частью государственной политики. В этой ситуации призыв к поиску сайентистских решений слился : этосом насилия."
В России насильственная массовая депортация этнических меньшинств с западных приграничных земель явилась воплощением в реальную политику того, что военная статистика говорила о населении этих областей в течение нескольких десятилетий.3' Один исследователь недавно подсчитал, что в царской России было депортировано миллион гражданских лиц, в том числе 500 000 евреев и 300 000 немецких колонистов.4" Эти люди были депортированы (именно как «ненадежный элемент») во «внутренние районы», где их держали под строгим надзором.41 Это, естественно, породило новую проблему: «ненадежный элемент» угрожал загрязнить прежде однородные и надежные внутренние губернии. В 1915 г. М. Д. Бонч-Бруевич напишет Янушкевичу, что «чисто русские губернии совершенно испорчены враждебными нам элементами, и, следовательно, сам собою встает вопрос о необходимости точной регистрации всех депортированных вражеских подданных для того, чтобы по окончании войны ликвидировать весь враждебный элемент без следа».42 Российские военные распространили эту форму политики населения и на те территории, которые перешли под их контроль в самом начале войны. И на оккупированных территориях, так же как и во внутренних областях России, именно военная статистика определяла коллективные цели для проведения государственной политики.4' Эту политику нельзя отнести на счет жестокости войны или неожиданно затяжного характера боевых действий: ведь это происходило в первые дни войны. Не была она и последствием особого характера войны или результатом традиционной ксенофобии или антисемитизма. Эта политика явилась продуктом нового взгляда на население и на возможные способы воздействия на него.
Меры, принятые против населения, нельзя объяснить одной лишь военной необходимостью. Их смысл станет понятным, только если мы серьезно отнесемся к концепции о возможности трансформации структуры населения либо путем введения в нее определенных элементов, либо путем удаления их из нее. Целью этих мер было изменить состав населения, «очистить» районы от строго определенных элементов. С этой точки зрения жестокость Гражданской войны в России можно рассматривать не как sui generis (нечто в своем роде, лат.), а скорее как «продолжение и видоизменение» (Струве) государственной политики, разработанной в последние годы империи и реализованной в широком масштабе в период Великой войны. Основываясь на опыте тотальной войны и полностью разделяя одну и ту же концептуальную матрицу политики населения, и белые, и красные в равной степени автоматически подразделяли население на «элементы» различной степени надежности. А после этого применяли профилактические меры насилия к тем элементам, которых считали злокачественными или вредными (евреи именовались не иначе, как «микробы» или «бациллы», большевизм — как «социальная болезнь»). Один офицер белой контрразведки (аналог ЧК) объяснял, почему его ведомство так часто прибегает к казням: «вредное никогда не может стать полезным»; поэтому в таких случаях «самый лучший способ лечения — хирургический». (Нужно ли объяснять, что среди тех, кого невозможно заставить стать полезным, и кто, соответственно, подлежал хирургической операции, он назвал евреев?).44 Белые верили также и в положительные последствия политики населения. Начальник штаба барона Врангеля генерал-майор Махров — естественно, выпускник Академии Генерального штаба — советовал командующему в апреле 1920 г., что лучший способ получить обратно под свой контроль район Дона — это вернуть туда «самый активный элемент». Он имел в виду казаков, эвакуированных в Крым. Последовавшая вскоре неудачная высадка генерала Назарова и явилась попыткой реализовать этот замысел. Короче говоря, программа генерала Махрова была зеркальным отображением политики советской власти 1919 г. по расказачиванию Донской области, так как он предлагал провести реколонизацию этих земель за счет переселения туда надежного и активного казацкого элемента.45
Однако осуществление «политики населения» в форме депортаций (опираясь на опыт собственной колониальной политики) не было чисто российской аномалией: в годы Первой мировой войны их практиковала вся Европа. Еще за несколько десятилетий до 1914г. Германия также проводила «государственную политику, сознательную и четко спланированную, направленную на изменение национального состава в некоторых районах королевства Прусского», и с этой целью выселила десятки тысяч евреев и поляков как «нежелательных элемен-тов».4(1 В восточной политике Германии ясно прослеживалась преемственность с ее колониальной политикой в Африке.47 Военное правительство Людендорфа на востоке, в провинции Ober-Ost, по составу отличалось от немецкой военной администрации в Бельгии и Польше: в него «входили люди, которые были хорошо' знакомы с колониальными порядками в Африке и имели опыт работы в разведке». Одним из таких людей был доктор Джордж Ешерин, «служивший в Эфиопии экспертом по лесному хозяйству и колониальным чиновником в Германском Камеруне». На его примере можно отлично проследить, как Великая война перешла во внутреннюю гражданскую войну: в качестве руководителя «Организации Эшериха» он прославился разгромом коммунистического правительства Баварии в Мюнхене в 1919 году.48 Некоторые очевидцы прямо «сравнивали действия административной системы в Литве с действиями германской колониальной администрации в Африке».49 Чиновники земли Ober-Ost депортировали значительные группы местного населения и не позволили сотням тысяч беженцев вернуться из России домой, тем самым проводя, по словам одной немецкой газеты, «последовательную политику удаления местного населения».50 «Критический порог пройден, и массовые переселения этнических групп перешли в категорию реально планируемых акций... начался сбор информации для обоснования более обширного плана — образования на этих территориях „Новых земель" (Neuland) и управления ими в качестве новой немецкой колонии».51 Австро-Венгрия также с подозрением относилась к своим подданным сербам и русинам, и в конце концов десятки тысяч этих людей были депортированы и интернированы.52 Некоторые исследователи даже утверждали, что армянская резня, устроенная турками, — это отчасти результат воздействия этоса разрушения, этоса, рожденного германской военной доктриной XIX в., и особенно доктриной «малых войн», отработанной в колониальных войнах), который одобрял полное уничтожение потенциально враждебного населения. С одной стороны, подобная политика не была аномальным явлением, характерным только для какой-либо одной страны, а с другой — она не была продиктована военной необходимостью. Депортация целых этнических групп, признаваемых ненадежными, явилась практическим применением политики населения, которая была разработана еще до войны и впервые опробована в сокращенном варианте в колониях. С началом Первой мировой войны все ее приемы (и связанное с ними насилие) были реэкспортированы на родину, в Европу.53
--------------
26 Федоров. Чжунгарско-Семиреченской приграничный район. Ч. 2. С. 28—29.
27 О восстании см.: BrowerD. Kyrgyz Nomads and Russian Pioneers: Colonization and Ethnic Conflict in the Turkestan Revolt of 1916 // Jahr-biicher fur Geschichte Osteuropas. 1996. Nr. 44 (1). S. 41—53; Sokol Edward. The Revolt of 1916 in Russian Central Asia. Baltimore, 1954; Pierce Richard. Russian Central Asia, 1867— 1917. Berkeley, 1960. О подавлении восстания см.: Усенбаев К. Восстание 1916 года в Кир-шзии. Фрунзе. 1967; Сапаргалиев Г. Карательная политика царизма в Казахстане. Алма-Ата. 1966.
28 Восстание 1916 года в Средней Азии и Казахстане. М, 1960. С. 661—663, 668, С. 673, 662, 675. Об эффективности применения пулеметов в горных проходах см.: Стокасимов. Ферганский район. С. 73.
29 Усенбаев К. Восстание 1916 года в Киргизии. С. 222.
30 Pierce R. Russian Central Asia. P. 293; Buliino Marco. Study of the Economic Crisis and Depopulation of Turkestan // Central Asia Studies. 1990. No. 9(4). P. 59—74.
31 Восстание 1916 года... С. 99—100,676—677, 684—687.
32 Brower О. Kyrgyz Nomads... P. 52.
33 Золотарев А. А/. Записки военной статистики. 4. l.C. 133 — 134, 137.
34 Там же. 4.2. С. 31,92, 163,275.
35 Золотарев А. М. Военно-географический очерк окраин России. С. 6, 18, 24—26, 39, 48, 51—52,55,57,63—64,68,74.
36 Комаров, полковник Генерального штаба. Военно-статистическое описание Московской. Владимирской и Нижегородской губерний (район 15-й местной бригады). М, 1895. .С. 81—82; Rogger Hans. Jewish Policies and Right-Wing Politics in Imperial Russia. Berkeley, 1986. P. 69.
37 Domansky E. Militarization and Reproduction... P. 463; Eksteins M. Rites of Spring... P. 70—73.
38 О роли первой мировой войны в развитии этоса насилия см.: Горький Максим. Несвоевременные мысли. (1917) New Haven, 1995. С. 9—12, 76—77, 128—130, 185, 195—199; Trotsky Leon. Terrorism and Communism ([1920]). Ann Arbor, 1961. P. 65—68; Pethybridge Roger. The Social Prelude to Stalinism. New York, 1974. Ch. 3; Plaggenborg Stefan. Weltkrieg, BOrgerkrieg, Klassenkrieg // Historische Anthropologie. 1995. Nr. 3(3). S. 493—505.
39 О депортации населения см. в диссертации Эрика Лора (Eric Lohr), которая вскоре будет представлена к защите в Гарвардском университете, а также его доклад на конференции AAASS в Сиэтле (ноябрь 1997 г.): Lohr E. Deportation, Nationality and Citizenship: Enemy Aliens within Russia during World War I. Cm. также: Нелипович С. Г. Репрессии против подданных «центральных держав»: депортации в России // ВИЖ. 1996. №6. С. 42—52; Hagen Mark von. The Great War and the Emergence of Modem Ukrain // Barnetl Richard. Empires, Nations, Regions: Political Order and Change in the Former Soviet Space (forthcoming).
40 Lohr E. Deportation... P. I.
41 Об усиленном надзоре за депортированными см.: Хранилов Ю. П. Что им за дело до чужих писем, когда брюхо сыто: Военная цензура Вятской губернии в борьбе за победу над гер манцами // ВИЖ. 1997. № 2. С. 22—29.
42 Цитирую по: LohrE. Deportation... P. II.
43 Савченко В. И. Восточная Галиция в 1914— 1915 годах (этносоциальные особенности и проблема присоединения к России) // ВИ. 1996. № 11 — 12. С. 95—106 (особенно о роли военной статистики); Hagen Mark von. Great War.
44 Наши агенты от миллионера до наркома // Родина. 1990. № 10. С. 64—68. О белом терро ре см.: Литвин А. Красный и белый террор в России, 1917—1922 // Отечественная история. 1993. № 6. С. 46—62; Kenez Peter. Pogroms and White Ideology in the Russian Civil War // Pogroms and Anti-Jewish Violence in Modem Russian History / F.ds. John Klier and Shlomo Lambroza. New York, 1992.
45 Махров П. С. В белой армии генерала Деники на. СПб., 1994. С. 288. О расказачивании см.: Holquist Peter. Conduct Merciless, Mass Terror: Decossackization on the Don, 1919 // Cahiers du Monde russe. 1997. N" 38(1-2). P. 127 162.
46 Koehl R. I.. Colonialism inside Germany: I 886— 1918 /7 Journal of Modem History. 1953. No. 25 (3). P. 255—272; Wertheimer Jack. The Unwanted Element: East European Jews in Imperial Germany // Leo Baeck Institute Yearbook. 1981. Vol. 26.
47 Smith Woodruff. The Ideological Origins of Nazi Imperialism. New York, 1986; Lindquist S. Exterminate all the Brutes!
48 Strazhas Aba. The Land Ober-Osl and its Place in Germany's Ostpolitik, 1915—1918 // The Baltic States in Peace and War / Eds. V. Stanely Vardys and Romuald Misiunas. University Park, 1978. P. 51—52. Об Ober-Osl см.: Liulevicius Vejas. Warland: Peoples, Lands and National Identity on the Eastern Front in World War One (Ph.D. thesis, University of Pennsylvania, 1994); Strazhas Aba. Deutsche Ostpolitik im Ersten Weltkrieg: Der Fall Ober Ost, 1915—1917. Wiesbaden, 1993.
49 Strazhas Aba. Deutsche Ostpolitik... S. 56.
50 Strazhas Aba. The Land Oberost... S. 51, 58.
51 Smith W. Ideological Origins... P. 187—195; Burleigh Michael. Germany Turns Eastwards. Cambridge, 1988. P. 11—24.
52 Cornwall Mark. Morale and Patriotism in the Austro-Hungarian Army // State, Society and Mobilization. P. 175—176; Redlich Joseph. Aus trian War Government. New Haven, 1929. P. 85, 103. О полемике на эту тему см.: Военные преступления Габсбургской монархии, 1914— 1917 // Галицкая Голгофа. Львов, 1924—1932; репринт: Trumball, CT, 1964; Reiss R. A. Report upon the Atrocities Committed by the Austro- Hungarian Army during the First Invasion of Ser bia. London, 1916.
53 Ibid.
-------------
С уважением Владислав