- Всем приготовиться, - прогремела из электроматюгальника жестяной голос Смуровского. Мы стояли посередине огромного песчаного поля - Сахара, так обычно оно называлось у нас, пейзаж которого лишь слегка оживляли немногочисленные низкие кустики ежевики. Впереди, в полутора километрах Сахара пересекалась асфальтированной дорогой с оживлённым автомобильным движением. Сейчас её перекрыли оцеплением и она была пустынной, а за дорогой начиналась директриса прямой наводки, танковые директрисы и стрельбища, но здесь поле в отличии от нашего было покрыто травой и многочисленным кустарником, который ежегодно вырубался, но за лето он вырастал вновь. Поле, с директрисами тянулось вдаль от нас километра четыре, лишь на горизонте ограничивалась несколькими невысокими холмами с одинокими деревьями. Вот за ними и сосредотачивались танки и БМП нашей дивизии, для атаки на позицию батареи. Оттуда наплывал глухой и грозный гул множества двигателей, а над холмами копилось и разрасталось вширь и в высоту чёрное, солярное облако выхлопов боевых машин.
Глядя на это облако, в шести километров от нас, я в который раз за учения погордился за нашу армию, за ту мощь и силу, которую она представляла. /..../ И вот сейчас я воочию увижу танковую атаку, танковой дивизии. Как нам офицеры говорили - 300 танков.
Киношники бегали с камерами и снимали это солярное облако в разных ракусах, после чего один из кинооператоров с камерой расположился рядом с моим окопом.
И как только они закончили снимать, над далёкими жёлтыми холмами в небо взлетели три зелёные ракеты. Начиналось основное действо.
Равномерный гул двигателей, доносившийся до этого на одной ноте, вдруг возвысился и на глазах весь горизонт, откуда должны были появиться танки, за несколько минут совсем затянуло чёрными выхлопами и пылью. На вершины дальних холмов одновременно выползло несколько десятков боевых машин и потекли по склонам вниз, а на их место выползали всё новые и новые волны танков.
Все со священным ужасом наблюдали как лавина танков, спустившись со склонов холмов, увеличила скорость и рванулась в нашу сторону. А наша батарея по команде Смуровского открыла огонь холостыми зарядами, имитируя постановку заградительного огня.
Расчёт мой работал, как хорошо отлаженная машина и у меня было время, помимо контроля работы расчёта и смотреть, что происходило впереди. Первая линия танков за это время приблизилась на полтора километра и за пеленой сплошной, густой светло-жёлтой пыли ничего не было видно и у меня впервые шевельнулся червячок тревоги. По сценарию атаки все танки и БМП должны проскочить огневую позицию нашей батареи по широким проходам, обозначенные красными флажками, между орудиями и уйти за железную дорогу. Но, бросив взгляд на тучу пыли, в глубине которой мчалось несколько сотен ослепших танков и БМП, я забеспокоился ещё больше.
- Б...ь, нас сейчас ведь раздавят же..., - мелькнула горячая мысль и если бы орудие стояло недалеко от леса, наверно не выдержал и рванул туда - в спасительную глубину. Но ближайшая опушка хилого немецкого леса была в километре. Не успею добежать и вот тогда то меня с большей вероятностью размажут в песке. Трое суток назад, группа из двадцати танков пошла в учебную атаку на мотострелковую роту. И по сценарию, когда танки подойдут близко к окопам, все мотострелки должны были лечь на дно окопа и пропустить через себя бронированные машины. Так и сделали и всё было бы нормально, но один из пехотинцев вдруг вскочил со дна окопа и решил посмотреть, как танки стреляют холостыми выстрелами. В этот момент танк и жахнул холостым: бойца выкинуло выстрелом из окопа и по нему промчалось пару танков. Только через три километра танки остановили и начались поиски останков тела. Сам я этого момента не видел, но офицеры потом нам рассказали, что нашли месиво и более-менее целую руку солдата, которая попала между катками. Вот это и вспомнилось. Я заворожено смотрел на лавину боевой техники, которая за это время приблизилась к нашим позициям.
- Руфулаев тащи сюда холостые выстрелы..., - за своими переживаниями я не заметил, как в окопе появился старший лейтенант Смуровский с буханкой чёрного хлеба подмышкой и банкой сгущёнки в правой руке. Удивлённый зарядный подхватив две гильзы с зарядами мигом подскочил к пустому снарядному ящику и выставил их туда. Командир взвода озорно блеснул глазами и весело прокричал: - Сейчас мы танкистам устроим танковую атаку....
Смуровский оборвал голубую бумажную этикетку и положил банку во внутрь гильзы: - Руфулаев, буханку во вторую гильзу сувай...
Солдат сноровисто забил буханку черняги в гильзу и схватил её в руки, а старший лейтенант гильзу со сгущёнкой осторожно вставил в ствол и легко толкнул её во внутрь. Смачно клацнул затвор, запирая канал ствола, а Смуровский уже приник к оптическому прицелу. Мы, в том числе и кинооператор, не прекращающий съёмки, смотрели за непонятными действиями своего командира. Танки уже были в восьмистах метрах от нашей позиции и остальные орудия батареи стреляли навстречу мчавшейся лавине железа и стали. Вперёд, метров на сто пятьдесят, вырвался танк и летел на наше орудие и командир взвода вёл за ним стволом.
Гаубица рявкнула и мы вскинулись над бруствером окопа. Блестящая банка сгущёнки вылетела из ствола и весело сверкая белой жестью помчалась навстречу танку.
Бахххх..., от сильнейшего удара банка лопнула и мгновенно обтекла лобовую броню, залепив сладкой, белой массой при этом тримплексы и остальные наблюдательные приборы башни. Танк мгновенно остановился и через пару секунд откинулись люки башни, откуда высунулись обалдевшие танкисты, которые с тупым изумлением воззрились на непонятно откуда взявшуюся белую краску.
Правда размышляли они недолго, оглянувшись и увидев приближающуюся лавину танков, они провалились во внутрь башни и танк снова рванул вперёд, сумев в течении нескольких секунд снова вырваться вперёд.
- Руфулаев, Заряжай...., - рявкнул СОБ и Руфулаев мигом зарядил гильзу с буханкой в гаубицу. Снова выстрел и Смуровский опять не промахнулся - твёрдая буханка ржаного хлеба врезалась в башню, распылив себя от удара на мельчайшие кусочки. И танк встал, и встал окончательно: люки вновь откинулись и из них вновь высунулись ничего не понимающие танкисты, которых тут же догнали и обошли остальные танки, закрыв их пылью и гарью.
Радостные вопли и смех как то сразу оборвался от понимания, что батарее наступал Звиздец с большой буквы. Первые танки за двести метров до наших позиций стали сходиться в несколько клиньев, нацеленных на проходы с красными флажками, но в пылевых промежутках между клиньями продолжали мчаться на нас тяжёлые машины. Я ещё успел заметить, как на соседних позициях орудий расчёты сбились в кучи за орудиями и тут нас накрыла волна рёва десятков двигателей. Мелькнули первые танки и всё: ничего не стало видно. Только искажённые в крике лица сослуживцев, в куче за гаубицей. Крепко, крепко зажмуренные глаза кинооператора и что то шепчущие бледные губы. Широко раскрытый на ширину приклада раззяваный в рёве рот Смуровского. Впрочем слышно ничего не было - рёв машин, смутные тени которых мелькали в пыли то в двух метрах от станин, то в метре, а то где то за пределами видимости. Что кричал я - не помню: может кричал Ма-Маааа и звал её, может вспомнил все молитвы, которых не знал. Не знаю. Но впервые в жизни был так сильно напугал, что забыл обоссаться.
Сколько продолжался этот ужас - не понятно. Временами мне казалось, что он никогда не закончится. А когда мимо нас промелькнула корма последней БМП и гул сотен машин стал стремительно удаляться в сторону разъезда Таурн, мы смотрели друг на друга и не верили тому что выжили в этой мясорубки. Пыль медленно опадала, давая возможность с каждой секундой, видеть дальше и больше. Кинооператор рухнул на станину, уронив камеру в песок, а мы стали отплёвываться и отхаркиваться от густой пыли, осевшей на наши лица и одежду. Сколько её было внутри нас, когда мы в ужасе орали распяленными ртами - одному богу известно. Мгновенно захотелось пить и Смуровский стал с облегчением ругаться из-за отсутствия воды в окопе, что показалось нам райской музыкой и мы глупо улыбались на его ругань, понимая что старший лейтенант таким образом скидывал с себя стресс.
Смуровский убежал, во всё ещё не осевшую пыль, узнать все ли выжили, а мы обессилено свалились на песок.
Через пять минут пыль окончательно осела и мы увидели, как у своих уцелевших орудий, копошились обалдевшие и счастливые от того что выжили расчёты. Чудо произошло. Как там видели и что видели в этой пылюке механики-водители танков и БМП было неизвестно? Но все эти грозные машины промчались через размеченные проходы между орудиями. Конечно, ни одного флажка не осталось и все проходы, бруствера орудийных окопов всё было истерзано танковыми гусеницами и сглажено толстым слоем тончайшей пыли, которая мгновенно подымалась от малейшего ветерка. К позициям батареи со всех сторон неслись начальственные УАЗики, санитарки. Из ближайшего леса мчалось до десятка грузовых машин. Из УАЗиков выскочило армейское и дивизионное начальство, руководившее учениями и в радостном изумлении констатировали невероятную удачу выжившей батареи.
А впереди наших позиций стоял наш, подбитый сгущёнкой и буханкой хлеба, танк, откуда в нашу сторону брёл танкист, оказавшийся командиром танка.
- Здорово мазута. Чего там застряли? - Встретили мы подколками танкиста.
- Парни, вода у вас есть? Да и закурить бы неплохо, а то у нас закончились...
- Сами вот хотели бы попить. А чего вы там застряли? - С затаённой усмешкой спросили танкиста, окружив со всех сторон, а Дмитриев протянул открытую пачку сигарет.
Танкист с удовольствием закурил и, выпустив синий дымок изо рта, с недоумением стал рассказывать: - Мчимся впереди всех. Вы стреляете холостыми. И тут такой удар хлёсткий и звонкий в башню и сразу ничего не стало видно. Механик по тормозам, выскакиваем в люк и ничего понять не можем: вся башня, тримплексы, всё спереди залеплено белой краской. Откуда она взялась, ни хрена не пойму.
- Механу кричу: - Ты видишь? Он отвечает - Вижу. Мы сваливаемся в люки и помчались дальше. А тут новый удар, да ещё гораздо сильнее. У нас уж всё сотряслось. Хрен его знает... А вдруг движок полетел? Ну, мы и остановились. А сейчас на краску пыль села и хотим водой всё промыть...
Мы показали на старшего лейтенанта Смуровского, который обежав всю батарею возвращался к своей уцелевшей ячейке управления: - Вон, иди к тому старлею. Расскажешь, что у вас произошло и он даст вам воды.
Танкист ушёл, а мы помогли кинооператору собрать все его причиндалы по сумкам: у него сильно дрожали руки и он никак не мог отойти от сильнейшего потрясения.
