|
|
От
|
Юлия Иванова
|
|
|
К
|
Monco
|
|
|
Дата
|
24.04.2007 19:23:05
|
|
|
Рубрики
|
Россия-СССР;
|
|
В двух шагах от Ельцина (Щас ему цветы!)
Ельцин на рынке.
...В «ненависти к новым властям» я часто каялась на исповеди – батюшки, вздохнув, как правило, отпускали грех. Без комментариев. Казалось, они в глубине души меня понимали.
Запомнилось всенародное голосование: «Нужен ли России президент». Это про не просыхающего бывшего свердловского секретаря, который однажды съездил в поликлинику на трамвае… На избирательный участок пошли всей семьёй, даже девяностолетнюю свекровь под руки повели. Перед этим я долго вразумляла родню - мол, надо ответить многоголосым твёрдым «Нет!». Но на обратном пути семейка призналась, что проголосовала дружным скопом «за». И снова проплыла перед глазами страшная сатанинская маска из моего давнего сна - с огненно-чёрной прорезью хохочущего рта. Я молча шла в стороне ото всех, глотая бессильные слёзы, и опять мелькали где-то в глубинах подсознания кадры скорого нашего апокалипсиса, и я ненавидела уже и тупую свою родню, и безмятежных прохожих.
Глас вопиющего в пустыне возвещал когда-то о великой радости, о спасении… А мой?
Потом было ещё одно голосование – кажется, по Конституции, с рекомендованными вариантами «Да - нет». Я, само собой, опять агитировала против, но что толку? И от митингов этих, на которые всё же несколько раз сходила. Послушала, поорала, попела, перешла границы дозволенного, удирала от милиции по каким-то дворам. Однажды подставила омоновцу ножку, когда тот догонял парня с видеокамерой. Мент упал, парень удрал, меня чудом не забрали в автобус с решётками. Ну и что?
Это бессилие было хуже всего. Тогда я возненавидела наш тупой – нет, не народ, а «электорат», все эти спятившие СНГовцы и СНГбараны, про которых даже сочинила стих.
…И жуют из вас шашлык ЭСЭНГЭ-паханы.
Пришла весна 93-го со спасительными огородно-цветочными хлопотами, я торговала на рынке тюльпанами, гиацинтами, нарциссами, зарабатывая на издание «Дремучих Дверей» и, казалось, немного поостыла.
Помню, была суббота, кажется, двадцать второго мая – историки уточнят. Потому что в этот день произошло воистину эпохальное событие – Всенародно Избранный посетил наш Дорогомиловский рынок.
Я стояла в первом цветочном ряду, как раз на углу у прохода, вертела букеты из очень красивых поздних тюльпанов и расставляла по баночкам и вазочкам – соответственно сорту и длине. Я уже вся утонула в этих баночках и вазочках и походила на клумбу, а цветы в коробке из-под бананов никак не кончались. Я спешила: в одиннадцать по субботам – самый пик покупателей.
И тут впереди у молочных рядов оживление: «Ельцин, Ельцин!» – слово, действовавшее на меня как красная тряпка на быка. Началось мельтешение, забегали какие-то широкогрудые мордатые верзилы в темно-синем, оттесняя любопытных.
«Даже глядеть не буду», - твёрдо решила я, уставившись в мраморный прилавок и продолжая перевязывать букеты лиловой в белую полоску бумажной лентой. Закручивала лезвием ножниц спираль на бантике, когда кто-то потряс за плечо.
- Вам букет, молодой человек? – машинально спросила я, поднимая глаза на верзилу с чем-то массивным в руках. Слава Богу, не «Калашников», а дорогая камера, которую он на меня наставил:
- Скорее, цветы Борису Николаевичу!
Через мгновение камеры на меня уже нацелены отовсюду.
Ну что ж, картинка получалась очень даже ничего – не какие-то там лица кавказской национальности с охапками голландских роз, рвущиеся к первому нашему президенту (их охрана бесцеремонно оттесняла), а простая русская женщина в «синеньком скромном платочке», вписавшаяся в рынок, поднимает глаза от трудов праведных – и нате вам, счастье-то какое: сам гарант, всенародно избранный вершитель истории, примет из её руки букет, а может, даже пожмёт эту руку и поблагодарит. И все вокруг защёлкают фотоаппаратами, замерцают вспышки, застрекочут камеры. А наутро наше рукопожатие - в газетах на первой полосе, в вечерних теленовостях, звонки и поздравления родных и знакомых. Как же, сподобилась…
Так и есть – «оно» двигалось прямо на меня, широко улыбаясь и, кажется, действительно ожидая цветов.
«Вот и свела судьба, вот и свела судьба…»
Обожгло щёки, перехватило дыхание. В моей руке – букет с недокрученными ленточками. Что-то жёлтое – цвет предательства. Ладно, ну запущу я им в «гаранта», пусть даже успею что-то выкрикнуть, пока меня сгребут и отволокут в клетку или дурдом. Или вообще пристрелят, пока разберутся, что букет - не бомба. А гарант дальше пойдёт. И родне моей потом не отмыться – они-то вообще не при чём…Всё это подумалось за какие-то доли секунды. А вокруг шипенье:
- Цветы, цветы Борису Николаевичу!..
- Щас ему, - буркнула я, положив букет на прилавок, и затравленно огляделась. Бежать было некуда - вокруг репортёры и охрана. Но при одной мысли, что эта вот нелюдь пьяным беспалым кулаком добила мою страну…Впрочем, вру, конечно, ничего я не думала – просто будто миллионы их, собиравших её земли, поливавших слезами, потом и кровью, вдруг встали меж нами единой гневной стеной… А может, и это фантазии, но я точно знала, - лучше смерть, чем не то что букет – просто заговорить с «этим»… Потому что тогда сверкнёт молния, грянет гром, и я обрушусь прямиком в преисподнюю. Пусть даже ничего не грохнет, не сверкнёт и не обрушится, - всё равно в мире что-то неуловимо и страшно для меня изменится. Как для Раскольникова, когда он зарезал старуху-процентщицу.
И бежать некуда.
Тогда я сделала нечто нелепое, но единственно возможное – круто развернулась на сто восемьдесят градусов, внутрь цветочного ряда, где громоздились коробки и ящики, и, оказавшись спиной к историческому действу, шагнула вперёд, к фонарному столбу. Обхватила его руками изо всех сил, уткнувшись лбом в холодный металл, зажмурилась и стала твердить про себя: «Господи, помилуй!».
Потом девчонки рассказывали, что несколько мгновений длилась «немая сцена» - растерянно улыбающийся «гарант» с протянутой рукой, журналисты с камерами и вспышками, охранники с оттопыренными карманами. А в центре кадра – моя спина и задница в видавшей виды куртке, намертво нанизанные на столб, как на шампур.
Но тут же всё снова пришло в движение. Подхваченный под локти гарант оказался прямо перед моей соседкой, бабулей с комнатными цветами в горшках и консервных банках. «Явление президента народу» – дубль 2». Улыбки, рукопожатия. Короче, обошлось – был зафиксирован камерами и благодарный электорат, и букеты. С тюльпанами сорвалось – так сгодились розы от «азиков», вручённые белокурыми девчонками-молочницами. Не преподнесёшь же «первому российскому» гор¬шок с «ванькой-мокрым» или пахучей геранью – лучшим средством от моли!
Но зато в лице «комнатной» бабули состоялся диалог с народом. До меня доносились обрывки фраз, угодливые смешки счастливых свидетелей. Похоже, до одичавшей на своих сотках глупой тётки никому не было дела. Тогда любопытство взяло верх. Я рискнула отлепиться от столба.
- Спасибо, что проголосовали. Спасибо за доверие, - повторял гарант (речь шла о недавнем референдуме по конституции: «Да-нет»).
Вот он, совсем рядом. Нависшие над воротничком белоснежной рубашки щёки, маленькие осоловелые глазки, туго надутое, какого-то неестественно-кукольного цвета лицо…Господи, да это же вылитый целлулоидный пупс из моего детства, только гигантских размеров. Такое же персикового цвета лицо-оболочка, будто пустое внутри, и голос какой-то механический, и движения, - когда он зашагал дальше вдоль рядов, интересуясь ценами на зелень и редиску, тяжело переставляя плохо гнущиеся ноги, покачивая в такт негнущимися руками…Эта схожесть с управляемой игрушкой, с роботом, с големом, была настолько ошеломляющей, что ненависть моя куда-то улетучилась. Даже стало его жаль, - так пожалела я однажды привидевшегося во сне мужнина беса, которого нещадно отлупила, а он обернулся ко мне - зарёванный, лопоухий, конопатый и прохныкал: «Что ж ты меня мучаешь, разве я здесь по своей воле?»
Вот и державный «пупс» по рынку двигается, благодарит, что «правильно проголосовали», перебирает пучки редиски, а где-то кто-то просто «ведёт» его мышью по монитору…
По спине пробежал холодок.
Я вернулась на место и продолжила крутить букеты, но было уже не до торговли. Да и покупатели испарились. Творилось что-то булгаковское. Бесовщина, безлюдье, как на Патриарших в момент появления Воланда, только тогда стояла жара, а у нас подул нивесть откуда взявшийся в конце мая ледяной пронизывающий ветер, разогнал все облака, явно предвещая заморозок. Пальцы застыли, не слушались. А у меня на даче в парнике георгины высажены, надо срочно топить печку, да и вообще успеть бы укрыть на ночь, что удастся…Вот ведь чудо-юдо – где ни появится, повсюду развал и катаклизмы!
Я отволокла цветы в холодильную камеру и помчалась на дачу. Температура стремительно падала. Едва успела до темноты что-то укутать, топила до глубокой ночи печку в парнике, потом, обессилев, завалилась спать, а утром обнаружила, что всё бестолку – и георгины подмёрзли, и завязи на кустах и деревьях, и уже набравшие бутоны поздние тюльпаны.
На градуснике было минус 8.
Из книги "Дверь в потолке"
http://narod.yandex.ru/userforum/forum.xhtml?owner=izania&nickname=&email=&vari=1