Они упомянуты, но важнее было показать сложность взаимодействия социальных групп
Национальные элиты упомянуты, но для целей лекции важнее было показать сложность взаимодействия социальных групп, ИМХО.
Этнический фактор упоминался С.Г. в связи с номенклатурой и криминалом
> каждое поколение обязано обезвредить те зародыши угроз, которые унаследованы от прошлого. А если государственные структуры и общественные институты этого не сделали – то эти государственные структуры и общественные институты на «карте угроз» нужно пометить как те, которые из-за бездействия дали вырасти росткам. Эти ростки, конечно, кто-то культивировал - кто, например, разжигал этничность нерусских народов в 80-е годы? Это все поддается изучению: какие субъекты, кто конкретно и даже кто сейчас это делает – это известно. Но те, кто оставил эти латентные зерна без того, чтобы их дезактивировать – это тоже субъект угроз, который своим бездействием создавал предпосылки для их оживления.
> Далее – теневая экономика. Конечно, она создает угрозы – социальную… мобилизует этничность, политизированную в связи со стихийной полукриминальной миграцией на трудовые рынки, которая дает большие доходы.
Проблему СГ разбирает довольно подробно:
> Как сказано не помню кем (но я с ним согласен), «каждое поколение должно преодолевать угрозы, выпавшие на его долю». Главные, экзистенциальные угрозы. Но при этом всегда возникает, как побочный продукт подавления этой угрозы, зародыш новой угрозы. {Например,} проведена депортация чеченцев. Нашли в военное время способ ликвидации угрозы – создали зерно будущей угрозы. Эти зародыши наследуются в латентном состоянии следующим поколением. Унаследовали. И знали.
> Когда происходило придание статуса государств, республик этносам – создание Украинской ССР и других - и {альтернативой было} нарезать губернии («оставить нарезку?»), как в Империи – то были очень ожесточенные дискуссии. Это был вынужденный шаг: чтобы закончить Гражданскую войну, подавить этнонационализм всех окраин, их пришлось собрать в форму СССР.
> Огосударствить. Это было угрозой? Было. Но можно было разрядить эту мину? Можно было. Не тогда, а, скажем, после войны: тогда был достигнут такой уровень консолидации всех, кто прошел вместе войну, что никто не стал бы цепляться (это я так думаю) за буквально-формальный титул, потому что никаких заметных различий в правах и прочем не было. Эти границы {между республиками} часто никто и не видел: если бы на шоссе не было табличек «въезжаете на Украину», то никто бы не обращал внимания. То есть в принципе можно было снизить статус, но считалось, {что это уже неважно}. Этих угроз не осознали, не подняли тех дискуссий, что были в 1920-м году (или – «в 20-х годах»?) по этому поводу (автономизация, как предлагал Сталин, или же Союз).
О сложных пересечениях и союзах СГ говорит упоминая представителей национальных элит:
> постепенно в 70-е-80-е годы сложилось ядро, условно говоря союза, взаимопонимания, даже сращивания (в т.ч. организационного) энергичной части номенклатуры, немного коррумпированной, «легче» относящейся к принципам, «циничной» с либеральной интеллигенцией (чистой душой, но впавшей в утопию организации либерального жизнеустройства в России; мы, работавшие в АН, таких людей видели – они восхищают своей душой, такой романтичностью «не от мира сего»; их действительно очень любили, покуда они не пришли к власти) и «теневиками», ворами, преступным миром (который в 70-е годы пополнился интеллектуально и получил опору в культурной среде; вспомним, как мы все были увлечены «блатным», на этом поднялся не только Высоцкий, но и многие другие {дальше, по сути, идет повторение материала из книг и статей СГ о контактах молодого ВСВ и его друзей с преступным миром и вообще о криминализации мышления культурной элиты}). Этот союз оброс необычными «синергическими» структурами – когда субъекты действуют в системе, они образуют сложные общности с кооперативными эффектами, когда суммарный эффект сильнее, чем сумма сил по отдельности. Если брать часть номенклатуры, то явно было сращивание с диссидентами. Если взять воспоминания и рассуждения, то вся интеллектуальная элита уже брежневского ЦК – Бовин, Бурлацкий и другие, которые продолжили уже при Горбачеве – то они сейчас представляют дело так, что они всегда знали, что «строй обречен» и т.д.. Они же по духу были очень близки к диссидентам-идеалистам, которых тоже поругивали, но и любили. Была еще книга воспоминаний Ваксберга о Лиле Брик и Луи Арагоне, который часто просил Брежнева отпустить кого-нибудь из репрессированных диссидентов – например, Параджанова.