Интересный материал про отряд подполковника Курмышева! В т.ч. и 52-й БЕПО.
Страницы истории
Броневой отряд Леонтия Курмышева
Мобилизованные Родиной
В самом начале июля 1941 года командир только что прибывшего из Казани 66-го стрелкового корпуса генерал-майор Ф.Судаков на командном пункте 21-й армии в Гомеле получал боевой приказ. Командарм генерал-лейтенант Василий Герасименко, известный своим оптимизмом и любовью к шутке, на этот раз выглядел утомленным и встревоженным. Да и до шуток ли было? Обстановка на фронте осложнялась с каждым днем и даже часом. Форсировав Березину в районе Бобруйска, передовые немецкие части вышли к Днепру у белорусских местечек Жлобин и Рогачев. Там уже вступил в бой 63-й стрелковый корпус Леонида Петровского.
Задача "казанцев", как по старой привычке называл части корпуса Судакова недавний командующий Приволжским военным округом, состояла в прорыве на Бобруйском направлении глубиной до ста километров, что создаст угрозу правому крылу немецкой группы армий "Центр", уже втянутой в Смоленское сражение.
Только под силу ли была такая задача корпусу, в составе которого оставалась к тому времени лишь одна дивизия, да и та не полностью укомплектованная? Но грозная ситуация на фронте диктовала свою меру возможностей. К тому же расчет был на то, чтобы упредить выдвижение главных сил противника на плацдарм между Березиной и Днепром.
Вот тогда-то в приказе командарма и был назван 6-й отдельный дивизион бронепоездов, действовавший на участке прорыва. Впрочем, ничего определенного о нем сказано не было. Связи с ним не имели ни армия, ни фронт. Видимо, по этой причине бывший командующий фронтом А.Еременко в своих воспоминаниях сделал вывод, что "участия в боевых действиях 21-й армии бронепоезда фактически принять не могли" (Еременко А.И. В начале войны. - Москва, 1965. - с.190).
Упрекать автора и его помощников трудно. Для того чтобы пробиться к правде о судьбе дивизиона бронепоездов, потребовалось буквально по крупинкам собирать свидетельства участников и очевидцев тех боев, сверять их со скупыми и разрозненными упоминаниями о них в документах как наших, так и противника.
Неоценим многолетний труд существовавшего в Казани совета ветеранов 66-го стрелкового корпуса (теперь уже, увы, распавшегося по естественным, как говорится, причинам). И прежде всего - И.В.Костюкевича, П.Ф.Гусева, Р.Г.Загитовой, А.Е.Коханова. Товарищеское содействие оказал в этой работе председатель Белорусского военно-научного общества М.Данилов. Увлеченно работали с ветеранами казанские поисковые отряды тогдашних финансово-экономического и инженерно-строительного институтов. Работа автора этих строк над историей трагического похода корпуса и отряда бронепоездов оставила у него глубокие благодарные воспоминания. Без их бескорыстного труда эта страница истории Великой Отечественной войны так и осталась бы незаполненной...
Подразделение особого назначения
Но вернемся к нашим бронепоездам. Как ни странно, но первые упоминания о них обнаружились не в наших, а в немецких архивных документах. Уже 29 июня в "Журнале боевых действий" 3-й танковой дивизии вермахта дивизионный хронист отмечает, что "два бронепоезда подошли к Бобруйску со стороны Жлобина, но вскоре отошли обратно". Понятно, почему отошли. Бобруйск к тому времени уже был в руках противника, и выйти через него на отрезок железной дороги, где предстояло действовать бронепоездам, было невозможно. Пришлось заходить на нее с юга, через станцию Калинковичи.
Но откуда взялись на том участке фронта бронепоезда?
Надо сказать, что к тому времени грозные с виду и мощью своего огня, но уязвимые от налетов авиации и прикованные к железной дороге бронированные составы воспринимались как анахронизм. Впрочем, были ведь в популярной тогда песне такие слова: "Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути". К началу войны два бронепоезда под номерами 51 и 52 действительно находились на "запасных путях" довольно крупной белорусской станции Калинковичи. Здесь, в железнодорожных мастерских, они проходили ремонт и дооборудование.
Мысль об использовании железнодорожной рокады (дорога, идущая параллельно линии фронта) возникла у нашего командования, видимо, в первую неделю войны. Конфигурация путей в том районе давала благоприятную возможность для маневра бронепоездов.
Для создания команды обслуживания бронепоездов был выделен стрелковый батальон 232-й стрелковой дивизии (потом она вошла в состав 66-го корпуса), а командиром дивизиона назначен подполковник Леонтий Курмышев, командовавший в той же дивизии стрелковым полком, с боевым применением бронепоездов незнакомый. А учиться было некогда. Подвижные части противника, встречая лишь слабое сопротивление, стремительно приближались к центральным областям России.
Вот так, на скорую руку был создан отдельный дивизион бронепоездов, которому пришлось выполнять сложные и, как потом окажется, необычные, не предусмотренные никакими довоенными уставами боевые задачи. Скорее всего, больших надежд на это подразделение командование не возлагало. Мало ли подобных ему военных частей было брошено навстречу противнику, а потом эти части бесследно исчезли в пожарах сражений? Потому и связью с Курмышевым поначалу особенно озабочены не были.
В тылу врага
Из послужной карты Леонтия Васильевича Курмышева: "Родился в 1895 году в Тифлисе (ныне Тбилиси). В Красной Армии с 1918 года, вступил добровольно. Участвовал в Гражданской войне, был ранен. Член ВКП(б) с 1930 года. С апреля 1941 года командует полком в 232-й стрелковой дивизии..." Скупые данные типичной для командира РККА биографии.
Дивизион бронепоездов, командиром которого так неожиданно для себя стал Л.Курмышев, должен был действовать на отрезке железной дороги от Бобруйска до маленькой станции Рабкор протяженностью 80 километров. На современных картах этого участка уже не найти - после войны он был разобран. Тогда же маршрут действий бронепоездов как бы пересекал направление удара немецких войск, противостоять которому имевшимися у нас силами было невозможно. Правда, из многочисленных окружений большими и мелкими группами пробивались на восток бойцы и командиры различных частей. За их счет Курмышев усиливал свой дивизион, и в боевых документах он стал именоваться "отрядом" ("отряд Курмышева").
Как отмечает в своих воспоминаниях маршал А.Еременко, "его численность в начале июля составляла уже до двух тысяч штыков пехоты". Для того времени это была значительная сила, особенно если учесть огневую мощь двух бронепоездов. Некоторые участники тех боев в своих воспоминаниях приводят еще большие цифры. Степан Оганесян пишет о шести-девяти стрелковых батальонах, сформированных Курмышевым. (Из материалов к рукописной истории 66-го стрелкового корпуса). За точность этих свидетельств рядового бойца трудно ручаться. В разное время численность отряда была различной. Важно другое. В отчаянно трудной обстановке обнаженного фронта Курмышеву и его подчиненным удалось создать на базе дивизиона бронепоездов заслон на направлении удара вермахта в развернувшемся Смоленском сражении.
Сложность положения Курмышева усугублялась еще и тем, что чаще всего отряду приходилось действовать в отрыве от основных сил 21-й армии, развертывавшихся на Днепровском рубеже, то есть на удалении около ста километров позади. Рассчитывать в этой ситуации оставалось только на себя.
В середине июля на этом участке фронта произошли изменения, облегчившие положение отряда, но и поставившие его перед лицом новых задач. Выполняя приказ командующего армией, 66-й стрелковый корпус, преодолевая сопротивление немецких авангардов, выходит к Березине в районе местечка Паричи (южнее Бобруйска) и устанавливает связь и взаимодействие с отрядом Курмышева.
Впоследствии тогдашний начальник оперативного отдела штаба корпуса Г.С.Зданович вспоминал: "Я был поражен, когда убедился, что этот полумифический, в моем представлении, отряд действительно существует и успешно ведет боевые действия с противником. Среди местного населения о нем ходили легенды. На отряд Курмышева стали ориентироваться и только что создававшиеся партизанские группы. Рассказывали, что, вступив в бой с противником у разъезда Ротмировичи, отряд подбил 15 бронемашин, уничтожил до полусотни гитлеровцев. На станции Рабкор похоронены первые павшие в бою бойцы отряда. Совместно с партизанами дерзким налетом был разгромлен штаб противника в селе Глуша.
С самим Курмышевым мне не пришлось встретиться, но составилось впечатление о нем как о мужественном, распорядительном командире, умеющем действовать самостоятельно в очень сложной обстановке. Качества в то время довольно редкие".
Хозяева положения
А вот что рассказывал бывший инструктор политотдела корпуса Иван Костюкович:
"Примерно в середине июля мне было поручено разыскать командира одной из выходящих из окружения дивизий, чтобы передать ему пакет с приказом командования. Путаными-перепутанными лесными дорогами я вышел к железнодорожному полотну и там наткнулся на отряд Курмышева. К моей удаче, здесь же находился и командир дивизии, которого я разыскивал (его фамилия, кажется, Бацанов). Бросался в глаза хороший порядок в расположении отряда, начиная от состояния охраны и тщательной маскировки бронепоезда. Приятно удивило бодрое настроение командира отряда, его безупречный внешний вид. Курмышев вел себя очень уверенно, как хозяин положения".
Бывший командир взвода Л.Онанченко в своем письме приводит названия населенных пунктов в районах действий отряда. Если проследить по карте, то можно убедиться, что Курмышев часто навязывал противнику бои на значительном удалении от железной дороги, обходясь без непосредственной огневой поддержки бронепоездов.
С немалым трудом удалось обнаружить упоминания о действиях Курмышева и в боевых документах. Дело в том, что архивные фонды 66-го стрелкового корпуса (а с ними - и отряда Курмышева) практически пусты. Боевые документы были уничтожены в окружении в сентябре того же 1941 года. Однако остались слабые, разрозненные отзвуки боевых дел Курмышева в документах других штабов и соединений. В оперативных сводках 21-й армии (точнее, штаба артиллерии армии) отряд Курмышева впервые упомянут 16 июля. И до 30 июля скупые данные о нем содержатся почти в каждом документе. Так, в оперсводке за 17 июля говорится: "Отряд подполковника Курмышева уничтожил группу противника численностью в 200 человек в районе Оземля".
Особенно выделяются задачи, которые выполнял отряд, действуя совместно с частями 66-го корпуса по обеспечению ввода в рейд кавалерийской группы генерал-полковника О.И.Городовикова (это был первый такого масштаба рейд конницы в войну), выхода из окружения 121-й стрелковой дивизии в районе города Осиповичи, позднее - действий в тылу противника 214-й воздушно-десантной бригады...
Подсчитать бы, скольким людям Курмышев и его отряд спас жизнь, помог избежать плена!
Разгром
В последний раз документальный след об отряде Курмышева оставило боевое донесение командира 214-й воздушно-десантной бригады полковника А.Ф.Левашова за 13 августа. Бригада почти с самого начала войны действовала в тылу противника и теперь в сложной обстановке выходила из окружения. Бронепоезда Курмышева оказывали десантникам огневую поддержку. В своем донесении на имя командующего армией командир бригады докладывал о выходе из строя одного из бронепоездов и просил в связи с ослаблением огневого обеспечения придать ему несколько танков. Командарм выполнить просьбу не мог - танков у него не было.
Но это донесение - еще одно подтверждение той роли, которую играли "сухопутные броненосцы" Курмышева в критических ситуациях, складывавшихся на этом участке фронта. Напомню, отряд Курмышева действовал уже больше чем полтора месяца и в подавляющем случае - самостоятельно, в отрыве от главных сил армии и корпуса.
О том, как воспринимались действия отряда вражеской стороной, дают некоторое представление записи в "Журнале боевых действий" 2-й немецкой армии. 28 июля 35-й армейский корпус просит уничтожить авиацией бронепоезда, которые наносят ему "большие потери". 1 августа эта просьба повторяется, при этом отмечается, что "два прорвавшихся бронепоезда действуют очень результативно". И, наконец, 8 августа говорится о специально выделенном прикрытии, которое продолжает вести бой с бронепоездами. Направление действий 35-го армейского корпуса немцев, приводимые в "Журнале" названия населенных пунктов не оставляют сомнения в том, что речь идет об отряде Курмышева.
К середине августа обстановка на участке 66-го корпуса, как и в полосе всей 21-й армии, резко обострилась. Немцам удалось нанести тяжелые потери кавалерийской группе Городовикова, рейд которой по тылам противника отвлекал резервы и особенно авиацию. Как пишет немецкий военный историк А.Филипи, "только 8 августа удалось разбить кавалерию и создать предпосылки для наступления главных сил 2-й армии восточнее реки Днепр на гомельскую группировку". Через несколько дней, стремясь избежать окружения, 66-й корпус вместе со всей 21-й армией стал отходить, теснимый противником, в полосу Юго-Западного фронта. Наступал последний акт трагедии наших войск в Киевском оборонительном сражении 1941 года.
Положение отряда Курмышева, отрыв которого от главных сил все более увеличивался, становилось безнадежным. Сначала бронепоездам удалось отойти на железнодорожную рокаду Жлобин - Калинковичи - последнюю из тех, которые еще можно было использовать. Бои шли ожесточенные. С.Оганесян в своем письме вспоминал: "После отхода 8 августа из Карпиловки мы отбивали ежедневно по три-четыре атаки, которые поддерживались авиацией и артиллерией. Бронепоезда теряли подвижность, стал ощущаться недостаток боеприпасов".
Потеряв последнюю рокаду и выведя из строя долго и верно служившие им "сухопутные броненосцы", бойцы отряда Курмышева еще некоторое время действовали как пехотное подразделение. Потом остатки отряда выходили из окружения мелкими группами...
Герой без признания
В туманное утро в конце сентября или, может быть, в первых числах октября житель села Нарожье Полтавской области Филипп Чайка встретил на берегу реки Сула красноармейца, сопровождавшего тяжелораненого командира. Боец попросил перевезти их на другую сторону реки. Филипп Иванович выполнил просьбу и доставил их в село.
Укрыть у себя воинов согласились другой Чайка - Иван, однофамилец Филиппа, и его жена Татьяна Бакумовна, а лечить раненого командира взялся заведующий сельским медпунктом Василий Лень.
Через много лет об этом событии расскажет в местной районной газете общественный корреспондент М.Ляшко.
Только поздней осенью Курмышеву удалось выйти к своим. Весной 1942 года он снова командует полком - теперь 266-й стрелковой дивизии в оказавшемся неудачном для нас сражении под Харьковом. Снова здесь было большое окружение наших войск, из которого Курмышеву выйти уже не удалось.
Потом были два года плена и столько же - лагерей НКВД после побега из фашистской неволи. И хотя никаких обвинений Л.Курмышеву не было предъявлено, только в 1953 году он был окончательно реабилитирован и уволен в запас с сохранением прежнего звания и права ношения военной формы.
А необычная история его отряда в первые месяцы войны никого не интересовала. Его сын Юрий писал автору этих строк, что отец никогда не рассказывал о пережитом на войне, даже в кругу близких, а на встречи в школах его не приглашали. Не тот герой!
Умер Курмышев 6 июля 1966 года. Согласно медицинскому заключению, причина смерти - открывшееся легочное кровотечение, последствие настигшего его много лет назад ранения.
Вечный закон войны
В крайне сложной, резко пересеченной нравственной топографии войны высоты поразительных подвигов, ставшие легендами, иной раз соседствуют с низинами малодушия, а то и - преступления. Чего было больше, отвечает сам факт нашей трудной и великой Победы и чудовищной цены, заплаченной за нее.
Но было и другое, не столь бросающееся в глаза, почти будничное на фоне великой трагедии. Даже в самую критическую начальную пору войны, в обстановке растерянности и бестолковщины, находились командиры, которые не только сохраняли самообладание и мужество брать на себя ответственность за рискованные самостоятельные решения, но и обладали ценной способностью создавать вокруг себя поле доверия среди подчиненных. Даже в самых неожиданных и грозных обстоятельствах боевой обстановки солдат должен верить в то, что командир распорядится врученной в его почти безграничную власть жизнью разумно и бережно и она так же дорога для него, как и собственная.
То, что я смог узнать о Леонтии Курмышеве, убеждает меня, что он относился к этой категории военачальников. Конечно, обстоятельства, в которых он был вынужден действовать, сложились необычно, но они давали возможность проявить самостоятельность и командирский талант. А в уникальном подвиге отряда было что-то от "феномена Брестской крепости". Речь идет не о масштабе и значимости, а о природе явления. Но он же говорит за то, что наши поражения или, по крайней мере, их масштабы вовсе не были столь неизбежными, как это представляется, даже в самом начале войны. Сильный и умелый противник не достигал ожидаемого им успеха, когда ему противостояли не бессмысленная "любая цена" и массовое самопожертвование, а встречные разум, воля, холодный командирский и полководческий расчет.
Старый закон войны остается справедливым и в наше время. Только всегда ли делают из него все выводы?
Петр ЛЕБЕДЕВ
