От Сергей Зыков Ответить на сообщение
К All
Дата 24.09.2009 20:46:24 Найти в дереве
Рубрики WWII; 1917-1939; Версия для печати

перуанский бальзам для диктатуры пролетариата

поминал уже бальзам, а вот публикация целиком
--------------------------------------------
203 изобретения ШОСТАКОВСКОГО
М. ВОЗДВИЖЕНСКИЙ, наш корр.
«Я НЕ ЗНАЛ ТРУДНОСТЕЙ С ВНЕДРЕНИЕМ»

ЧЛЕН-КОРРЕСПОНДЕНТ АКАДЕМИИ НАУК СССР М. Ф. ШОСТАКОВСКИЙ.

С ПЕРЕДОВОЙ прибыл раненый, забинтованный с головы до ног. Тяжелейший ожог. Поражено две трети поверхности тела. Бойцы с такими ожогами не дотягивали даже до госпиталя. Сразу после ожога — шок, и сознание к человеку уже не возвращается. А прибывший солдат разговаривал. Даже шутил. Полковник медицинской службы Захарий Федорович Шостаковский срезал бинты, пропитанные сукровицей и какой-то бурой жидкостью. С каждым выброшенным клочком марли его недоумение росло. Ожог недавний, а раны уже затянулись, так что и оперировать не надо. Военврач не нашел и следа того губительного разложения тканей, которым заканчиваются обширные ожоги и которые неизбежно ведут к смерти.

— Непостижимо,— твердил полковник окружившим его врачам.— Невероятно. Это просто чудо.

Чудо объяснилось довольно скоро. Из штаба (шла советско-финляндская война) сообщили, что правительство закупило партию перуанского бальзама, которую сразу же отправили на передовую.

Подолгу разглядывал 3. Ф. Шостаковский драгоценную жидкость.

За грамм густой жидкости плачен грамм золота. Санитары только в исключительных случаях накладывали целительные повязки.
Военврач, нарушив правила, упаковывает один флакончик с бальзамом и пишет на посылке: Москва, Институт органической химии, Шостаковскому Михаилу Федоровичу.

ПАТРИАРХ отечественной органической химии Алексей Евграфович Фаворский был строг, ученикам своим внушал, что в научном исследовании должна быть практическая целеустремленность, терпеть не мог низкопоклонства, в частности, перед иностранной наукой, а дабы в будущем не тратить попусту время на доказательство приоритета отечественных разработок, заставлял писать заявки на патенты и на получение товарных знаков. В ту пору — шли 30-е годы — это вызывало иронические улыбки коллег: патентование разработок в академических кругах считалось излишним и даже зазорным для крупного ученого.

В 1934 году институт, которым руководил Фаворский, перевели из Ленинграда в Москву. С Фаворским уехало всего два ученика.
Остальные не захотели бросить насиженное место. Старик ожидал большего, переживал, мучился. Один из уехавших позднее станет академиком, другой, Михаил Федорович Шостаковский,— член-корром. Переживания учителя, за которым не последовали ученики, он позднее в полной мере испытает сам, и даже еще более мучительно: за ним, увидевшим новые перспективы развития любимой науки, не последует ни один из учеников, а их у него будет свыше ста.

Суровый учитель заразил Шостаковского верой в исключительные возможности ацетилена — газа, способного стать родоначальником целого семейства полимеров.
Фаворскому был симпатичен широкоплечий Михаил с большими крестьянскими руками. В науку пришел мужик, и это было интересно. И хотя Фаворский уже достаточно подробно знал биографию своего аспиранта, он время от времени задавал ему одни и тз же вопросы, не уставая удивляться одним и тем же ответам.
— Так в какой семье вы, говорите, росли? — спрашивал Фаворский.
— Отец был кузнецом, шорником, плотником, а вообще-то мы из безземельных...
— Из безземельных? Угу. А образовались как?
— Сначала два класса в деревне Новоселица Херсонской губернии, потом в реальном училище в Одессе, а перед Иркутским университетом сам занимался...
— Сам... — и Фаворский качал головой. Сын безземельного крестьянина проявлял
необычайную интуицию и работоспособность. Фаворский доверяет ему самые сокровенные проблемы, и аспирант неправдоподобно легко справляется с заданиями. Так, он решил кардинальную, узловую проблему химии ацетилена, в совершенстве разработав реакцию получения уксусного альдегида.

С ЭТОЙ РАБОТЫ начался Шостаковский-изобретатель. Первое авторское свидетельство, полученное в соавторстве с Фаворским,— № 59309. Изобретению сорок с лишним лет, а реакция получения уксусного альдегида используется и поныне — ничего лучшего за это время найти не удалось.

Судьба химии ацетилена, можно сказать, сложилась для русских ученых трагично. Главные теоретические разработки были сделаны ими, но производство газа в промышленных масштабах шло и развивалось за границей: в Швейцарии, Германии, США — там, где была достаточно сильна энергетика. Дело в том, что одна из стадий получения ацетилена шла в вольтовой дуге. На 1 т исходного продукта тратилось 3 тыс. кВт/ч электроэнергии. Море электричества! А в России его — капли. И потому годами считалось, что в стране, где нет мощной энергетики, заниматься химией ацетилена бесполезно.

...Для получения уксусного альдегида в качестве катализатора использовалась ртуть. Рабочие, обслуживающие установки, в которых курсировала ртуть, трудились только по полсмены, для них строились профилактории, и все же подобный способ весьма отрицательно сказывался на здоровье.
Или обилие электроэнергии, или ухудшение здоровья людей — так стоял вопрос при получении уксусного альдегида.

Третий путь нашли в Советской России. Однажды Шостаковский пришел в лабораторию небывало нарядным: при галстуке. Нарисовал на куске картона лесенки химических формул:
— Вот новая реакция получения уксусного альдегида.
Сразу же нашлись оппоненты:
— Простите, но вы все усложнили! Была одна реакция, стало две!
Да. Шостаковский сначала соединил ацетилен со спиртом и получил виниловый эфир, а затем в результате простейшей реакции с водным раствором серной кислоты получался уксусный альдегид л спирт. Спирт как побочный продукт второй реакции можно было использовать для первой. Ни электричества, ни ртути.

Формулы сначала ожили в лаборатории, затем на производстве. Позже ученым за разработку этого способа была присуждена Государственная премия СССР. Изобретение прогремело на весь химический мир. Метод Фаворского — Шостаковского стал известен в химической промышленности повсеместно. В нашей стране он помог в выпуске дивинилового каучука, пластмасс, искусственного шелка — продуктов, по которым изголодалась промышленность. Одно изобретение разом решило уйму проблем.

А вскоре с финского фронта пришла к Михаилу Федоровичу посылочка с драгоценным бальзамом. Ты же химик, писал старший брат, изобретатель, значит, можешь все.

ПРИ РАЗЛОЖЕНИИ нескольких капель перуанского бальзама выделилась смесь эфиров, в том числе аналоги винилиновых эфиров. Было известно, что винилиновые эфиры обладают биологической активностью и при этом нетоксичны. Круг поисков сузился. Винилиновые эфиры Шостаковский уже умел получать из того же ацетилена. Оставалось научиться их полимеризовать.

У химиков к тому времени сложилось стойкое предубеждение против ацетилена. Газ этот взрывоопасен, под давлением, и при высокой температуре взрывоопасность увеличивается. А Шостаковский ацетилен сжимал, а сжав — нагревал... На него сыпался град предостережений. Раздобыли фотографии взорвавшихся в Германии заводов, где работали с ацетиленом. Немецкие ученые тщательнейше предохраняли установки аппаратурой, способной предупредить о взрывоопасной ситуации, и все же заводы взлетели на воздух. Газ взрывается, когда он смешивается с воздухом, а где гарантия, что это не произойдет? Опыты Шостаковского — мальчишество, безответственность, сумасбродство.

Шостаковского переубедить не удалось.
Он вел реакции в закрытом сосуда, без доступа воздуха. А неосторожность... Химик — как минер. Но и, как минер, он не может обходить опасные вещества только потому, что они опасны.

Он работал с ацетиленом, нагретым до 160° и сжатым до нескольких атмосфер. Вводил реагенты, катализаторы. Получал полимеры, отправлял на исследование биологам. Те отвечали: положительных биологических свойств у препарата не обнаружено. Пробовал новые материалы, слал...

К ученику часто заходил совсем уже старый Фаворский. Он один одобрил дело, которым занялся «сын безземельного крестьянине». Верил. Однажды невесть где раскопал о перуанском бальзаме целый трактат, пришел к Шостаковскому в лабораторию, сел, стал читать вслух. Оказалось, перуанский бальзам вовсе не перуанский, а скорее сальвадорский. Достается нелегко: выращивают весьма капризное дерево, похожее на вишню, потом с него сдирают кору, а ствол медленно подогревают факелами. Вот тогда, читал Фаворский, и выделяются из ствола скудные капельки красноватого цвета. Их собирают тряпицами, которые затем выжимают под прессом.
Дерево гибнет. О пудах и тоннах бальзама нечего и мечтать — спасибо за сотни граммов, за килограммы.

В одном из опытов на дне колбы оказалась вязкая смолистая жидкость, нерастворимая в воде и невысыхающая на воздухе. Типичный полимер. Таких Шоста-ковский получил сотни. И эта колба, как сстни предшествующих, отправилась в биологическую лабораторию.

Вскоре оттуда позвонили: полимер вызвал бурный рост клеток крови кролика. Биологи сделали вывод, говорил бесстрастный голос в трубке, что присланное вещество способно ускорять рост клеток и способствовать заживлению ран.

Михаил Федорович составил план — побольше наработать полимера (его сначала назвали «винилином») и разослать врачам, биологам, физиологам. Пусть пробуют, пусть ответят — то или не то.

План разрушила война. Лабораторию эвакуировали, часть оборудования ушла в Казань, часть — в Свердловск. Особо бережно сотрудники лаборатории перевезли бутылки с ванилиновыми эфирами. Винилин с первых же дней войны стал веществом стратегическим. Научная работа была заброшена. Шостаковский стал технологом — в лаборатории день и ночь гнали полимер, отправляли срочным грузом в госпитали. Но лаборатории не обслужить фронт, протянувшийся от Баренцева моря до Черного. Належивалось промышленное производство бальзама, Михаил Федорович сутками пропадал на заводах.

Закончились физиологические исследования винилина. Согласно заключению виднейших специалистов страны академиков АМН СССР И. Г. Руфанова, Н. И. Приорова, Г. П. Руднева препарат обладал исключительными лечебными свойствами. Он не оказывал побочного действия на почки, чем грешил естественный бальзам.

Препарат получил название «Бальзам Шостаковского» (а. с. № 125873). Он был 25-м изобретением Михаила Федоровича. Запатентован в 25 странах. 90 стран покупают готовый препарат, и самый осторожный подсчет дает сумму прибыли в несколько десятков миллионов рублей.

Сначала бальзамом лечили только ожоги, но постепенно, как это обычно бывает, сфера его применения расширялась. Бальзам в ряде случаев успешно применяется для лечения трофических язв, отморожений, пролежней, язв желудка и кишечника, гастрита, дизентерии. Препарат приняли на вооружение стоматологи для обработки зубных каналов. Косметологи пытаются лечить бальзамом зуд и шелушение кожи. Сейчас препарат выпускают в виде аэрозолей, что стало возможным благодаря работам, выполненным во ВНИИ антибиотиков под руководством профессора С. И. Эйдельштейна.

В бальзам стали добавлять различные витамины, антибиотики, экстракты лекарственных трав, и его лечебное воздействие еще более возросло.

ПОТОМ были другие авторские. Заказы делала война. Все — срочные, важные, жизненно необходимые. Других не было в то время и быть не могло. Новые изобретения вставали на защиту страны.

От Военно-Воздушных Сил пришла печальная статистика: большинство аварий при посадке происходили из-за того, что не выпускались шасси. Причина одна: при минусовых температурах затвердевала смазка. Даже летом, потому что на тех высотах, куда стали забираться самолеты, всегда царил мороз.

Шостаковский принимает заказ. Вместе с К. Н. Черновой (ныне доктор химических наук, профессор) он разрабатывает присадку к авиационным маслам. Определили рубеж: масло не должно застывать при минус 60° С. Только тогда можно гарантировать безопасный полет.

И опять выручили винилиновые эфиры. Он взялся за них, может быть, потому, что ни о каком веществе не знал так много, как об ацетилене и его производных, и еще потому, наверное, что верил в неисчерпаемость его свойств. Полимеры винилиновых эфиров маслянисты, что позволяет им легко смешиваться со смазочным маслом, и вместе с тем антикоррозионны, что дает им право работать в соприкосновении с металлом. А главное — они делали масло безразличным к самому лютому морозу.

Полимер для добавки к маслам получил название «винипол». Он, можно сказать, окончательно определил начатое еще после создания лечебного бальзама удивительное подвижничество ученого, который большинство своих работ довел до промышленного производства. Шостаковский решительно вмешивается в дела проектировщиков и строителей, прекрасно понимая, что при размещении и монтаже оборудования возникает много непредвиденных проблем, и хорошо, если ученый рядом. В его адрес раздавались глубокомысленные сетования. Когда наступал пусковой период на химкомбинате или заводе, Шостаковский из лаборатории исчезал. Коллеги по академическому институту в глаза и за глаза говорили: нечего ученому мотаться по заводам, его миссия — лабораторные изыскания, частые и длительные командировки — пустая трата сил.
Шостаковский вспомнил: «Взорвешься, мальчишество, безответственность, сумасбродство»... В дебаты не вступал, но ученикам своим, которые в то время уже появились, заявлял: химик, который не выходит за пределы лаборатории, не внедряет в промышленных масштабах свои работы, полным экспериментом в своей области не обладает. Найденный на лабораторном столе процесс приходится, как правило, сильно корректировать, а иногда и краснеть за свои изыскания.

Когда работали над промышленным освоением винипола, опять возникла опасность взрыва. При полимеризации энергично выделялось тепло, реакция ускорялась: при новых соединениях полимерных цепочек опять выделялось тепло, и так далее до возможного взрыва. В колбе все было просто: охлаждающий змеевик снаружи, охлаждающий змеевик внутри. А как охладить большой резервуар?

Специалисты отказались утвердить способ промышленного производства, пожарная инспекция дала категорический запрет на его применение.
Тянуло сесть за научные труды, монографии... Лощеная бумага, вечное перо, справочники под рукой...
— Пока не дадите надежную систему охлаждения, установка пущена не будет,— было сказано ученому.

Оборудование стояло. Самолеты бились. Вот тебе и блестящий лабораторный успех...
Через некоторое время Михаил Федорович обескуражил даже единомышленников. Он сказал:
— Все в порядке. Надо во время реакции подогревать реагенты.
— А не проще,— саркастически возразили ему,— сразу порох со спичкой? Вагона два?

Он дал расчеты. Полимеризация идет энергичнее при высокой температуре, но взрывоопасные вещества образуются только при температуре низкой. Для безопасности процесса надо не охлаждать, а нагревать реагенты, чтобы не было зон с низкой температурой. В кипящий эфир надо вносить нагретый катализатор — вот выход.
Но — на бумаге. А в натуре? Крупнейшие ученые, и прежде всего А. Е. Фаворский, одобрили новаторский шаг в получении полимеров. И разрешение на эксперимент было дано.
Первым пуском руководил сам. Все выбежали из цеха. Заставили и его уйти. Ждали — взрыв, нет?
Реакция прошла спокойно. Посыпались поздравления. «Да, да»,— говорил он и закрывал рукой лицо.

Началось промышленное производство хорошо ныне известного масла АМГ-10, без которого не летали бы современные лайнеры, не пошла бы на Север транспортная техника, не эксплуатировались бы в условиях Севера экскаваторы, автомобили, буровое и иное оборудование.
Найденная реакция стала классикой, вошла в учебники.

И ВНОВЬ — медицина. Когда человек теряет 50% крови, смерть наступает из-за резкого снижения кровяного давления. Падает температура, нарушается обмен веществ, наступает кислородное голодание. Но если чем-то заменить жидкую часть крови — плазму, то человек будет спасен даже в том случае, если он потеряет две трети свогй крови. Главной задачей становится заполнить жидкостью кровеносную систему.

Но какой? В 1831 году больному холерой впервые ввели в вену раствор поваренной соли, получивший позднее название физиологического раствора. Но при тяжелых кровопотерях он быстро уходит из кровяных сосудов. Заменитель должен обладать такими свойствами: быть безвредным для организма, хорошо растворяться в воде, не содержать примесей и сравнительно долго удерживаться в кровеносной системе.
Такие свойства могли быть у водорастворимого полимера.

Вместе с Ф. П. Сидельковской, П. С. Васильевым, Н. Ф. Кононовым, М. Г. Зеленской, Михаил Федорович опять обратился к ацетилену. Поистине формула С2Н5 неисчерпаема!
Сказать сразу, что необходимый заменитель крови был найден,— значит слишком резво перешагнуть через длительные опыты и эксперименты. Посвящать во все детали — поймут только профессиональные химики. Ограничимся одной фразой: ацетилен соединили с пирролидоном, получили винилпирролидон, который растворяли в воде и нагревали с небольшим количеством перекиси водорода и нашатырного спирта, в результате чего и образовался новый полимер — поливинилпирролидон. Вот как все просто.

Водный раствор нового полимера как заполнитель отвечал требованиям физиологов. Уже на стадии испытаний он спас тысячи людей. Физико-химически растзор идентичен плазме человеческой крови. Его модификации защищены авторскими свидетельствами (№ 198339, 202142, 202918, 206587 и др.). Выяснилось, что этот раствор как губка впитывает токсичные вещества. При острой форме токсичной дизентерии, которая особенно опасна для детей, препарат делает чудеса: у ребенка, теряющего пульс и бьющегося в судорогах, буквально на глазах меняется цвет лица, а через неделю обреченного больного выписывают домой с полным выздоровлением. Без этого изобретения сегодня не вылечить тяжелого отравления, не остановить гнойный процесс при воспалении брюшины. Кроме того, препарат продлевает действие лекарств. Многие лекарства выводятся из организма за 3—4 часа. Нужна новая процедура — укол, вливание, прием таблеток. Изобретение Шостаковского и его коллег продлевает действие лекарств минимум вдвое, а лорой — с нескольких часоз до трех суток.

О ВСЕХ РАБОТАХ ученого не рассказать. Его имя связано с изобретением мази от стригущего лишая, которая применяется для лечения как людей, так и мясо-молочных животных. Целое десятилетие отдал Шостаковский поиску веществ, повышающих октановое число бензина, и созданию различных видов высококачественного топлива.

Он создал полимер, который сохраняет рыбу свежей в течение нескольких дней. Он разработал способ осветления вин, создал термостойкие полимеры и полимеры, не боящиеся кислот, синтезировал новые лаки. Все это внедрено, используется в промышленных масштабах, широко вошло s производство и быт.

Он никогда не был формалистом и всегда относился неуважительно к запретам. Для пользы дела, считал Шостаковский, порой можно и то, чего нельзя. Кажется, это звучит крамолой. Но новатор не может не свергать. Свергая старую технику, технологию, он невольно вторгается и в старые административные отношения.

Как он внедрил свой заменитель крови? Ведь пока наладится промышленное производство — годы уйдут. И Шостаковский организовал кустарный, можно сказать, выпуск препарата прямо в больнице. Полулегально. Договорился... В Институте органической химии списали вытяжной шкаф, и за стеной больничной палаты получили первую «искусственную кровь».

— Вы с ума сошли! — говорили ему.— Ведь это ацетилен! А если взорвется?
Сколько раз он это слышал! Вспоминая Михаил Федорович улыбается:
— Не взорвалось... За сорок лет ни разу. За списанный шкаф, правда, я имел крупные неприятности...
Трудности?
— Ну, что вы,— говорит изобретатель.— Какая же это трудность? Никогда никаких трудностей с внедрением не испытывал. Все шло хорошо, нормально... Предложений использовать мои изобретения всегда было больше, чем позволяли силы и время. Скажут, ученому, да еще с именем проще — все идут ему навстречу. Ничего подобного. Нереализованными остаются такие эффективные изобретения!..

Ему пошел восьмой десяток, В последние годы много работал над химией диацетилена. Считает этот газ не менее перспективным, чем ацетилен. Сейчас его, как попутный продукт, сжигают. Написал о диацетилене монографию. Но никто не занимается внедрением в промышленность этого нового химического сырья, хотя огромный перечень веществ, полученных в лаборатории из диацетилена, подтверждает его колоссальную значимость для народного хозяйства.
— Дефицит времени. Самому как следует заняться использованием на практике диацетилена как-то все никак не удавалось, а сейчас никто не хочет заняться ценным сырьем...

ШОСТАКОВСКИЙ воспитал более 100 ученых. Только докторов наук — 14. Гордится он своими учениками? И да, и нет. Во всяком случае, различает их не по званиям.
Уже в солидном возрасте уехал Михаил Федорович из Москвы в Сибирь, возглавил Иркутский институт органической химии Сибирского отделения АН СССР. С ним поехали только трое из учеников... Вспомнил ли он в то время переживания Фаворского? Шостаковский тоже ожидал большего. Будет и хуже: через 10 лет он решит, что наука много теряет из-за отсутствия надежной теории происхождения нефти, из-за отсутствия уверенной классификации отечественных нефтей и что для улучшения дела надо создать Институт химии нефти, причем поближе к тюменским месторождениям, например в Томске. Госплан СССР поддерживает предложение ученого и открывает институт. В Иркутске он за десятилетие воспитал 57 кандидатов и 7 докторов наук. Сколько человек поехало с ним осваивать научную целину? Ни одного.
— Хотя это и мои ученики, но назвать их настоящими учеными не могу. Чего-то им не хватает для этого звания. Другие назовут? Ну и пусть. Ученый ученому рознь. Как ВАК ни уравнивает нас в званиях, все мы разные..

Сам он трижды бросал все, рвал корни привычной, размеренной жизни и ехал в неизвестность — из Ленинграда в Москву, из Москвы в Иркутск, из Иркутска в Томск. И, судя по результатам, по 203 изобретениям (и каким) — не ошибался. (Кстати, в момент выхода журнала эта цифра может уже устареть: в марте, когда писалась статья, Михаил Федорович послал во ВНИИГПЭ еще 7 заявок на предполагаемые изобретения.)

КОЛЛЕГИ и руководство институтов, где работал Шостаковский, часто корили его за «гипертрофированное» увлечение практикой. Ситуация не частая в науке. И вслух, и печатно (в центральных газетах!) упрекали. Снижается, мол, научный потенциал, если мотаешься по заводам и комбинатам. Падает научная отдача.

Да, он объездил полстраны в роли толкача, чтобы в Свердловске заработал завод по производству препарата от стригущего лишая. К лицу ли это? К лицу, считает он. Столь же долго и упорно мотался по стране, чтобы в горном казахстанском урочище Темир-Тау был пущен завод, изготавливающий продукцию по его первому изобретению, чтобы в другом городе построили комбинат для производства смазочного масла АМГ-10, чтобы в Казани выпускали целебный бальзам, чтобы на Болоховском комбинате под Тулой запустили производство заменителя крови.

Он нетипичен. Типичных не критикуют. Типичные не выделяются. А он вот говорит: не было трудностей с внедрением, никогда. Нетипично.
Но что он понимает под трудностями? Ведь «трудность» — это в основном субъективная категория.

...ИЗОБРЕТАТЕЛЬ, который создал двести с лишним изобретений и внедрил почти все. Изобретатель, чьи идеи вызвали к жизни десятки заводов и химических комбинатов. Изобретатель, который умеет не только изобретать, но и добиваться реализации своих идей. Ну, а научный потенциал?

Да, немало своих научных работ он написал в аэропортах, когда была нелетная погода, в вагонных купе, когда поезд мчал его на очередной химкомбинат, в неуютных комнатах заводских гостиниц, когда усталый и грязный приходил из цехов. Но вот что примечательно: научных трудов у заслуженного изобретателя республики члена-корреспондента АН СССР Михаила Федоровича Шостаковского — более 700. Ученого с большей творческой отдачей среди химиков в стране найти не удалось.

«Изобретатель и рационализатор» № 6 - 77

Вся жизнь в дороге, скитаниях, разъездах... Для химика это нетипично, но нетипичен и результат подвижничества М. Ф. Шостаковского (на снимке-справа): свыше 200 изобретений, свыше 700 научных работ.

Любимый отдых изобретателя охота. Рысь подтверждает, что успех ему сопутствует и в этом...