От mina Ответить на сообщение
К Chestnut Ответить по почте
Дата 30.09.2009 18:30:56 Найти в дереве
Рубрики Современность; Флот; Версия для печати

небольшой пример "из той эпохи"

из В.Ю.Грибовский "Адмирал Рожественский"

Дело «Весты»
В декабре 1876 г., в преддверии войны с Турцией, лейтенант Рожественский был откомандирован Артиллерийским отде¬лением МТК в распоряжение главно¬го командира Черноморского флота и пор¬тов Черного моря с целью осмотра крепост¬ных сооружений юга России и выбора в них орудий, пригодных для вооружения судов и плавучих батарей. Вероятный противник черноморцев — турецкий флот — насчиты¬вал 15 мореходных броненосцев — фрега¬тов и корветов, не считая многочисленных речных кораблей, различных крейсеров, канлодок и транспортных судов. Российский флот на Черном море имел десяток устаревших ти¬хоходных корветов и шхун, и всего два бро¬неносца — круглых в плане «поповки», при¬годных лишь для прибрежного плавания. Такое положение во многом объяснялось де¬ятельностью высшего руководства страной и флотом, которое даже после отмены соответ¬ствующих статей Парижского трактата не приняло мер по возрождению морской мощи России на Черном море. Считая Черноморс¬кий театр второстепенным из-за необеспе¬ченности выхода флота в Средиземное море, великий князь Константин Николаевич по¬шел на поводу у Военного министерства и обратил средства на создание круглых бро¬неносцев прибрежной обороны. Лишь когда на южных рубежах России запахло порохом, Морское министерство развернуло лихорадочную деятельность по усилению обороны черноморских берегов. При этом, на¬ряду с экстренными оборонительными мероприятиями планировались и активные действия против турецкого флота. Как это часто случалось в истории России, выс¬шее руководство вновь делало ставку на энергию и пред¬приимчивость своих моряков. Последние как раз и гото¬вились к минным атакам вражеских броненосцев на Ду¬нае и к нарушению морских коммуникаций Турции на Черном море. На помощь офицерам Черноморского фло¬та были направлены балтийцы, прошедшие школу Бутакова и закаленные в дальних плаваньях.
Для нарушения морских коммуникаций предполага¬лось использовать так называемые суда «активной обо¬роны» — вооруженные быстроходные коммерческие суда, которые позднее стали называть вспомогательными крей¬серами. Инициаторами их вооружения выступили выда¬ющиеся офицеры флота — капитан-лейтенант Н.М. Ба¬ранов и лейтенант С.О. Макаров. Первый из них предло¬жил вооружить крейсерами и послать на коммуникации пароходы Русского общества пароходства и торговли (РОПиТ), а второй разработал «Программу минной вы¬лазки» - план нападения на турецкие броненосцы мин¬ными катерами, доставляемыми к месту стоянки про¬тивника на специально оборудованном судне.
К чести Константина Николаевича надо отметить, что по ходатайству своих ближайших советников-адмиралов он не только поддержал инициативу подчиненных, но и назначил Баранова и Макарова командирами крейсеров «активной обороны». Командирам была предоставлена большая самостоятельность действий. Успешность же во¬оружения пароходов РОПиТ, так же, как судов и бата¬рей прибрежной обороны, во многом зависела от энергии лейтенанта Рожественского.
В поисках наиболее подходящих орудий Зиновий Пет¬рович в течение нескольких месяцев объездил укрепле¬ния Киева, Одессы, Очакова, Севастополя, Керчи и ряда Других пунктов. Наряду с орудиями образца 1867 г. и недавно появившимися заграничными скорострельными пушками, для вооружения кораблей были назначены отобранные Рожественским 6-дюймовые (152-мм) мортиры. Навесной огонь мортир, имевших относительно неболь¬шую собственную массу при значительной массе снаряда, представлял серьезную угрозу даже для турецких броне¬носцев, страдавших отсутствием бронированных палуб.
Во время вооружения судов лейтенанту Рожественскому пришлось на месте разрешить целый ряд сложных технических вопросов. Несмотря на досадные задержки, уже в феврале —марте 1877 г. его усилия принесли пер¬вые плоды: было завершено оборудование шести бата¬рейных плотов с пятью орудиями каждый. Эти плоты были установлены на морских подступах к Одессе, Оча¬кову и Керчи в качестве важного дополнения к минным заграждениям и береговым батареям. Рожественский лично руководил установкой орудий, их пристрелкой, снабжением боеприпасами, комплектованием расчетов и т.п. Его распорядительность явно импонировала главному командиру адмиралу Н.А. Аркасу, и 28 апреля 1877 г., вскоре после начала войны, Зиновий Петрович назнача¬ется «заведующим артиллерией на судах и плавающих батареях Черноморского флота».
Работая на этом ответственном посту, фактически — флагманского артиллериста флота, лейтенант Рожествен¬ский неоднократно выходил в море на вооруженных под его руководством судах — пароходах «Эльборус», «Эриклик» и «Аргонавт». Во время рекогносцировки у Сулина «Аргонавт» только благодаря своему быстрому ходу избежал смертельной опасности: за крейсером «активной обороны» погнались турецкие броненосцы. После безре¬зультатной перестрелки, убедившись, что пароход им не догнать, турки повернули обратно.
Иначе сложилась обстановка в июльском походе па¬рохода «Веста», которым командовал капитан-лейтенант Николай Михайлович Баранов.
Несмотря на свой почтенный возраст, «Веста», пост¬роенная за границей в 1858 г., вполне соответствовала требованиям к крейсерам «активной обороны». При во¬доизмещении около 1800 т она развивала скорость до 12 уз. Пароход был вооружен тремя нарезными орудиями образ¬ца 1867 г. — двумя 107-мм (9-фунтовыми) и одним 87-мм (4-фунговым) на элевационном станке, пятью 6-дюймовыми мортирами и двумя малокалиберными (42 мм) скорос¬трелками Энгстрема, а также шестовыми минами. На борту «Весты» имелись два паровых катера. Она была и первым вспомогательным крейсером, на котором был ус¬тановлен аппарат Давыдова для производства автомати¬ческой залповой стрельбы, действие которого в боевой обстановке особенно интересовало Рожественского, назна¬ченного по личной инициативе в этот поход с согласия Н.М. Баранова.
Экипаж «Весты» насчитывал 16 офицеров, чиновников и волонтеров «благородного» происхождения и 118 ниж¬них чинов, в том числе и добровольцев из состава ее прежней «ропитовской» команды. Для управления аппа¬ратом Давыдова на пароход был специально назначен офицер Артиллерийского отдела МТК подполковник Чер¬нов. На «Весте» служил и одноклассник Рожественско¬го — лейтенант А.С. Кротков, а в числе волонтеров был известный в будущем изобретатель и конструктор под¬водных лодок С.К. Джевецкий. Изобретателем был и сам командир — Н.М. Баранов, винтовка его конструкции со¬стояла на вооружении чинов флота. Решительный, и твер¬дый характером, Баранов был много старше своих офице¬ров, из сорокалетней своей жизни он уже отдал 23 года флоту, в который поступил во время Крымской войны.
Вечером 10 июля 1877 г. «Веста» миновала линию минных заграждений Одесского рейда и взяла курс на Кюстенджи (Констанцу). Инструкция главного коман¬дира Н. А. Аркаса предписывала командиру крейсера унич¬тожение военных и коммерческих судов противника, ос¬мотр других подозрительных судов и испытания прибо¬ров Давыдова, открытых встреч с броненосцами следовало избегать и вообще вступать в бой с военными корабля¬ми только в случае уверенности в успехе
На рассвете следующего дня, когда «Веста» находи¬лась примерно в 35 милях от Кюстенджи, сигнальщик с фор-салинга доложил о появлении на левом крамболе (около 45° левого борта) черного дыма. Командир не¬медленно приказал изменить курс навстречу неизвестно¬му судну. Из-за плохой видимости тип последнего долго не удавалось установить, и лишь когда оба корабля сбли¬зились до расстояния около 3 миль, для Баранова стало ясно, что это отнюдь не «купец», а турецкий броненосец с хорошо различимым центральным казематом...
Как выяснилось позже, «Веста» встретилась с броне¬носным корветом «Фетхи-Буленд» под командованием капитана Шукри-бея. Построенный в Англии на рубеже 60 — 70-х гг., «Фетхи-Буленд» при водоизмещении 2806 т развивал скорость до 13 уз. и был вооружен четырьмя казе¬матными 9-дюймовыми (229-мм) орудиями Армстронга и одним 7-дюймовым (178-мм) баковым орудием. По весу бортового залпа (282 кг) турецкий корабль превосходил «Ве¬сту» почти в три раза, а кроме этого был защищен 229-мм бортовой броней и 152-мм броней каземата.
При таком соотношении сил нечего было и думать об атаке противника, поэтому Баранов, обменявшись с турецким кораблем первыми безрезультатными залпа¬ми, поспешил повернуть на обратный курс и приказал увеличить ход до полного. Капитан Шукри-бей бросился в погоню. Вскоре выяснилось, что «Фетхи-Буленд» мед¬ленно, но неуклонно, настигает «Весту». Погоня началась в 8 часов утра, впереди был целый день.
Капитан-лейтенант Баранов стремился удерживать грозного противника за кормой, не давая ему возможнос¬ти выйти на траверз своего крейсера. В последнем слу¬чае сильный бортовой огонь броненосца мог превратить «Весту» в решето и вывести из строя ничем не защи¬щенную машину. Находясь на кормовых углах русского судна, «Фетхи-Буленд» был вынужден стрелять из одно¬го 7-дюймового погонного орудия. «Веста» отвечала ему из 107-мм пушки и двух мортир.
Из-за сильного волнения после прошедшего накану¬не шторма оба противника долго не могли пристрелять¬ся. «От первого выстрела до первого раненого прошло ровно три часа»,— записал в своем дневнике судовой врач И.Франковский. Вскоре после этого попадания в «Весту» стали следовать одно за другим, и каждое угро¬жало пароходу непоправимыми последствиями. «Фет¬хи-Буленд» также получил целый ряд попаданий, кото¬рыми была пробита палуба, изрешечена дымовая труба, поврежден один из котлов, но броненосец не отставал. К полудню дистанция между кораблями сократилась до нескольких кабельтовых. Огнем броненосца на «Весте» был разрушен вельбот, пробита палуба, уничтожена мор¬тира, а над крюйт-камерой начался пожар.
Все это время лейтенант Рожсствснский, не имевший непосредственных обязанностей по боевому расписанию, состоял при нестрелявших орудиях и напряженно на¬блюдал за ходом неравного поединка. Кормовыми оруди¬ями «Весты» распоряжались лейтенант Кротков и пра¬порщик Яковлев. Экипаж «Весты», несмотря на потери, сражался с завидным хладнокровием и мужеством, но силы сопротивления иссякали по мере уменьшения дистанции. Вызванная Барановым наверх стрелковая партия разог¬нала турецких матросов от дальномера, однако сосредоточен¬ные залпы «Весты» давали перелеты, так как «Фетаи-Буленд» быстро приближался с явным намерением таранить русский пароход. Николай Михайлович уже думал о воз¬можном абордаже и прикидывал возможность контрата¬ки броненосца кормовыми минными шестами.
В это время Чернов доложил командиру о невозмож¬ности дальнейшего использования аппарата Давыдова. «Я согласился на просьбу подполковника Чернова, — ука¬зывал в своем рапорте Баранов,— и поручил ему вместе с лейтенантом Рожественским попробовать сделать еще сосредоточенный залп». Но едва Чернов успел вернуться на ют, как был смертельно ранен разрывом тяжелого сна¬ряда. Склонившемуся над ним Рожественскому он успел сказать: «Стреляйте из левой кормовой. Она наведена». Вместе с Черновым на юте пал и прапорщик Яковлев, а лейтенант Кротков был ранен сначала в спину, а потом в лицо. Проводники к аппарату Давыдову оказались пе¬ребитыми осколками, которые также повредили отдель¬ные элементы приборов.
И здесь лейтенант Рожественский не растерялся и принял на себя командование кормовой артиллерией, гром¬ко распоряжаясь с возвышенного банкета под градом ос¬колков и шрапнели. Зиновий Петрович, действуя скорее интуитивно, чем сознательно, попытался вернуть к жиз¬ни аппарат Давыдова и скомандовал к залпу. Один из снарядов этого залпа поразил боевую рубку броненосца. «Фетхи-Буленд» заволокло дымом, и вскоре после этого Шукри-бей вышел из боя, повернув на юго-запад. Бой неожиданно прекратился.
Моряки «Весты», уже приготовившиеся к абордажу, в полном молчании стояли на окровавленной палубе, про¬вожая глазами удалившегося противника. Снизу караб¬кались наверх машинисты и кочегары, ложившиеся на палубные доски в полном изнеможении после пятичасо¬вой напряженной работы. Кто-то крикнул «ура», побед¬ный клич тут же подхватили десятки голосов. Уцелев¬шие офицеры спустились в кают-компанию, где на дива¬нах стонали раненные. Неравный бой стоил «Весте» 12 убитых (3 офицера) и 24 раненых (4 офицера). Из строя выбыл каждый четвертый член экипажа. Сам Баранов был дважды контужен.
Во втором часу ночи 12 июля 1977 г. «Веста» благо¬получно прибыла в Севастополь, но до утра оставалась на внешнем рейде, так как береговые батареи затрудни¬лись в опознавании и открыли огонь. Зато с рассветом встречать героический корабль на берег бухты вышло едва ли не все население города. Современники не без оснований сравнивали бой «Весты» с подвигом леген¬дарного брига «Меркурий» (1829 г.). «Честь русского имени и нашего флага поддержана вполне»,— докла¬дывал в Санкт-Петербург адмирал Аркас. Командир «Ве¬сты» Баранов в своем рапорте о бое указал: «Доносить о подвигах особенно отличившихся г.г. офицеров я по со¬вести не могу. Кроме меня, исполнявшего свой долг, ос¬тальные заслуживают удивления геройству их и тому достоинству, с которым они показывали пример муже¬ства и необычайной храбрости... Из нижних чинов мне также очень трудно указать на наиболее отличившихся, отличны были все...»
Подвиг экипажа «Весты» был вознагражден по дос¬тоинству. Баранов стал капитаном 2 ранга, флигель-адъю¬тантом императора и получил орден Св. Георгия 4-й сте¬пени. Все оставшиеся в живых офицеры были произведе¬ны в следующие чины «за отличие», удостоены орденов Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом (признак боевой награды) и пожизненных пенсий в размере двух¬годового оклада жалования.
15 июля, сразу после подписания высочайшего при¬каза о награждении, адмирал Аркас по докладу Баранова телеграфировал в столицу: «... я считаю своим долгом ходатайствовать о награждении старшего офицера лей¬тенанта Владимира Перелешина и лейтенанта Зиновия Рожественского орденом Св. Георгия 4-й степени, как лиц, которым подлежит честь спасения парохода и решения боя удачно произведенным выстрелом».
Первоначальный приказ в Петербурге великодушно менять не стали, а на следующий день издали другой, которым В.П. Перелешин и З.П. Рожественский были удостоены еще и орденов Св. Георгия в «награду ока¬занных ими подвигов храбрости». Так Зиновий Петро¬вич получил высшие боевые отличия и вне очереди стал штаб-офицером, украсив эполеты бахромой и двумя звез¬дами. Ему же выпала честь доставить в столицу подроб¬ные рапорты Аркаса и Баранова, а также доложить гене¬рал-адмиралу свои «личные объяснения об этом сраже¬нии, покрывшем славою наш флаг».
Несмотря на желание адмирала Аркаса, капитан-лей¬тенант Рожественский в Николаев уже не вернулся. Из Санкт-Петербурга он был откомандирован в Нижнеду¬найский отряд капитана 2 ранга И.М. Дикова. В отряде Зиновий Петрович некоторое время плавал на шхуне «Бомборы», но в боевых действиях уже не участвовал: война шла к победоносному завершению. С окончанием кампании на реке он был назначен одним из представи¬телей флота в Главную квартиру действующей армии на Балканах, где и числился до января 1879 г.
Пока судьба победы российского оружия в борьбе за свободу балканских славян решалась за столом перего¬воров в Адрианополе и в Берлине, Зиновий Петрович успел еще раз побывать в столице. Тем временем подвиг «Весты» не только оброс «новыми подробностями» в печати, но и неожиданно стал поводом для скандала. Дело в том, что флигель-адъютант Баранов, совершивший во время войны еще несколько славных подвигов, выступил в печати не только с пропагандой излюбленных им крейсерских операций, но и с критикой высшего руководства флотом. Бывший командир «Весты» и раньше был в числе противни¬ков круглых броненосцев прибрежного действия. Теперь же, опираясь на оценку блестящих достижений крейсеров «ак¬тивной обороны» и будучи незаурядным публицистом, Ни¬колай Михайлович прямо указал на то, что выстроенные Мор¬ским министерством «поповки» на деле показали свое боевое ничтожество и явились только «оправдательными докумен¬тами к бесполезной трате народных денег».
Эта критика задевала не только талантливого вице-ад¬мирала А.А Попова, признанного «всесильного времен¬щика» в Морском ведомстве эпохи Александра II, но и августейшего брата императора — генерал-адмирала Кон¬стантина Николаевича. Тем не менее, министерство отве¬тило Баранову довольно гуманно: просто оставило героя войны без очередного назначения. И вот здесь в газетную полемику вмешался капитан-лейтенант Рожественский со своими разоблачениями недавних подвигов.
Подлинные причины его выступления в открытой пе¬чати, очевидно, были вызваны двумя мотивами: разви¬тым стремлением к справедливости и желанием пока¬зать свою принципиальность высшему начальству, «оби¬женному» критикой Баранова. Конечно, Зиновию Петровичу было приятно читать о подвиге «Весты» в массовых газетах, где уже на все лады комментировалось, как «в то время, когда был убит Чернов, место его у ору¬дия занял лейтенант Рожественский», как Рожественс¬кий «навел орудие на неприятеля и дал выстрел», кото¬рый «оказался в высшей степени удачным».
Однако сам Рожественский понимал, что подвиг «Ве¬сты» не совсем подходит под статус ордена Св. Георгия (по¬ражение сильнейшего неприятеля, взятие орудий и т. п. Бросалось в глаза и некоторое приукрашивание событии самим Барановым, который якобы хотел преследовать по¬врежденный турецкий броненосец и отказался от этой мысли только из-за перебитых штуртросов рулевого уп¬равления «Весты».
Начальник же штаба турецкой Черноморской эскадры англичанин Монторн-бей в газете «Тайме» от 3 сентября 1877 г. напечатал опровержение русского официального сообщения о бое. Отказ «Фетхи-Булевда» от продолжения погони этот «дикий гусь» объяснял превосходством «Весты» в скорости, хотя и признавал «некоторые повреждения» бро¬неносца. По другим сведениям, турки провели расследование действий капитана Шукри-бея, обвиненного в том, что он дал слабому пароходу уйти. Шукри-бей, тем не менее, был оправ¬дан, так как действовал в соответствии с обстоятельствами боя, которые, как видно, сложились для турок неудачно.
Весь в сомнениях, капитан-лейтенант Рожественский направляется за советом к уважаемому начальнику — вице-адмиралу Г.И. Бутакову, который в мае 1878 г, как раз оказался в Санкт-Петербурге. Содержание беседы Рожественского и Бутакова сохранили воспоминания пол¬ковника Генерального штаба А.Н. Витмера, записанные им со слов самого адмирала. Григорий Иванович расска¬зывал следующее: «Приходит ко мне вчера один из служивших со мной офицеров... приходит страшно взволнованный и говорит, что пришел ко мне за советом.
— В чем дело? — спрашиваю.
— Вы знаете, говорят, что я был... на "Весте" и мне дали за якобы нашу победу георгиевский крест.
— Ну, так в чем же дело? — повторяю свой вопрос.
— Да какая же это победа. Это было просто позорное бегство и георгиевский крест просто жжет меня...
— Отчего же позорное, — возражаю я. — Ведь вам ни¬чего же иного и не осталось делать. Силы ведь были не¬равны, не могли же вы — простой пароход, да еще не бог знает каких морских качеств, бороться с броненосцем?!
— Да, пожалуй, — отвечает Рожественский, — но если бы мы, несмотря на это, вступили с броненосцем в бой и погибли, то это действительно было бы подвигом, а ведь мы, как только сообразили, что неприятельское судно — броненосец, сейчас же обратились в бегство, в позорное бегство. Повторяю, меня жжет мой Георгий. Научите меня, посоветуйте что делать.
Видя его крайнее возбуждение... я говорю, что ему остается службой своей заслужить этот Георгий, данный ему преждевременно. Привожу в пример самого себя. Вот видите, — говорю, — Георгий на моей груди. Я, по совес¬ти должен признаться, что дело, за которое мне дали его, было не выдающееся, и Георгия я не заслужил, а зато потом три дела, за которые награждение Георгиевским крестом было бы вполне заслуженным, не дали мне ни малейшей награды, поэтому я считаю, что Георгиевский крест могу носить как вполне заслуженный, хотя не за то дело, за которое его получил. Так рекомендую и вам поступать в дальнейшей вашей службе. В деле "Весты", по¬вторяю, нет ничего позорного. Уходить от неуязвимого для вас броненосца являлось делом неизбежной необхо¬димости. Едва его успел успокоить, — закончил Григорий Иванович,— да и то не знаю, успел ли»...
Лишенный способностей к интригам, 57-летний флаг¬ман вряд ли до конца понял своего бывшего флаг-офи¬цера и, конечно, не смог его успокоить. Очевидно, что Зи¬новий Петрович, не удовлетворенный ответами Бутакова, вскоре встретился с вице-адмиралом Андреем Александ¬ровичем Поповым, с которым его связывало давнее зна¬комство по работе в МТК (Попов был председателем Кораблестроительного отдела этого комитета).
Вице-адмирал Попов, по понятным причинам («поповки»!) совсем иначе относился к подвигам и публикациям Баранова и, будучи человеком иного склада, чем Бутаков, высказался более определенно. И капитан-лейтенант Рожественский решился. Вскоре в газете «Биржевые ведомости» он опубликовал статью «Броненосцы и крейсеры-купцы», где на ряде примеров доказывал очевидную несостоятель¬ность безбронных крейсеров в борьбе с броненосцами .
«Хотя вся Россия знает, — писал Зиновий Петрович - что "Веста" обратила в бегство турецкий броненосец, но, к сожалению, достопамятный эпизод этот не вполне вер¬но объяснен, т.к. в действительности пароход "Веста» в течении 5 с половиной часов только уходил перед гроз¬ной силой врага со скоростью 13 узлов». В статье капи¬тан-лейтенант Рожественский отстаивал в целом верную мысль о невозможности для безбронных крейсеров ус¬пешно противостоять броненосцам. Здесь он отчасти про¬тиворечил официальной концепции руководителей Мор¬ского ведомства, которые в начале 70-х гг. взяли курс на развитие океанского крейсерского флота, призванного «до¬полнить» броненосный оборонительный флот, созданный ранее для обороны Финского залива.
Концепция «крейсерской войны» для Российского флота во многом была вынужденной и вызванной нера¬венством сил с вероятным противником — флотом Вели¬кобритании. Эту концепцию, с одной стороны, поддержи¬вали передовые офицеры, искавшие пути активизации морских операций в условиях превосходства английско¬го флота. С другой стороны, она служила ширмой для высшего руководства флотом, допустившего явные про¬счеты в выборе типов боевых кораблей как для Балтики, так и, особенно, для Черного моря.
Выступление Рожественского в печати, таким обра¬зом, носило неоднозначный характер и говорило об из¬вестном гражданском мужестве автора. Зиновий Петро¬вич, действительно, развенчивал своего бывшего коман¬дира Н.М. Баранова, который допустил некоторое преувеличение подвига «Весты», особенно когда говорил о своем стремлении преследовать «Фетхи-Буленд», со¬рванном, якобы, неисправностью рулевого управления. По¬скольку Баранов критиковал высшее морское начальство за «поповки» и другие «прибрежные броненосцы», то статья капитан-лейтенанта Рожественского отвечала ин¬тересам адмирала Попова и его покровителя — великого князя Константина Николаевича. В то же время Рожественский явно отстаивал приоритет броненосного флота, а это входило в противоречие с экстрен¬ными мерами, принятыми правительством Александра II, в том числе и Морским министерством во время войны. Ведь сам император утвердил создание «народного добровольного флота» из вспомогательных крейсеров, купленных на собранные по всей России деньги, и санкционировал покупку крейсеров в Соединенных Штатах Америки. И это не считая заказа сразу сотни миноносцев — небольших носителей наступательного минного оружия, способных создать серьезную угрозу английским броненосцам вблизи берегов России.
Кроме этого, публикация Рожественским такой статьи зат¬рагивала честь героев войны 1877—1878 гг. Правда, он счел необходимым пояснить, что в бою «Весты» имело место хотя и «мало похожего на бегство броненосца перед крейсером, но нет, конечно, и места упреку офицерам и команде русского паро¬хода». Но эта фраза не спасла автора «Броненосцев и крейсе¬ров-купцов» не только от острой критики, но и от скандала.
Одним из первых на статью Рожественского откликнулся самый выдающийся из моряков — героев войны с Турцией, капитан 2 ранга С.О. Макаров. 27 июля в газете «Яхта» появи¬лась его заметка под названием «Гражданский подвиг, или Самобичевание Зиновия Рожественского». В заметке Макаров отметил, что автор разоблачительной публикации в «Бирже¬вых ведомостях» имеет целью доказать, «...что Добровольный флот и крейсера сами по себе, а броненосцы сами себе и что без броненосного флота обойтись нельзя». Однако в полемику с младшим по чину по вопросам крейсерской войны командир «Великого князя Константина» и флигель-адъютант импера¬тора не вступал. Зато, язвительно осведомившись, о чем думал «всероссийская известность... г. Рожественский, покупая в про¬шлом году орденские ленточки или штаб-офицерские эполе¬ты...», Макаров гневно упрекал последнего в том, что тот, ни много ни мало, как втаптывает в грязь недавние подвиги рус¬ских черноморских моряков.
Не менее категоричным в своих оценках, естественно, был и капитан 1 ранга Н.М. Баранов, который в рапорте на имя управ¬ляющего Морским министерством писал следующее: «Один из бывших моих подчиненных офицеров и затем поступивший состоять при генерал-адъютанте Попове [З.П. Рожественскйй во время газетных «баталий» был прикомандирован к Главной квартире действующей армии на Балканах, где вице-адмирал А.А. Попов занимался про¬блемой обороны Босфора на случай разрыва с Англией] написал в газетах пасквиль, марающий честь дел Черноморского флота и в осо¬бенности мою и судов, которыми я командовал. Не желая допускать мысли о солидарности поступка с действиями против меня главных лиц Морского ведомства, не желая ве¬рить, что статья г. Рожественского есть ответ морского Мини¬стерства на мою статью, напечатанную в "Голосе", в которой я доказывал, ...что большинство русских броненосцев суть лишь оправдательные документы к ассигнованиям на флот государственных сумм, я подал рапорт... прося в защиту прав¬ды и чести назначить судебное разбирательство дел, оклеве¬танных г. Рожественским...» (орфография подлинника — В.Г.).
Как видно, недавний командир «Весты» расценивал пуб¬ликацию Рожественского как выступление продажного карье¬риста, чувствующего за своей спиной надежную поддержку высших руководителей Морского министерства. Действитель¬но, назначенное управляющим министерством вице-адмира¬лом С.С. Лесовским следствие не нашло в статье З.П. Роже¬ственского клеветы, и Н.М. Баранову было предложено ис¬кать удовлетворение через гражданский суд. Здесь Баранов, известный своей решительностью и самостоятельностью, не выдержал и в докладной записке опять же управляющему Морским министерством перечислил все обиды со стороны высшего начальства, начиная с игнорирования боевых заслуг его починенных и кончая отказом реабилитировать его чест¬ное имя. В заключении он просил С.С. Лесовского доложить самому императору «... всемилостивейше разрешить ему снять морской мундир, продолжая носить который, он может только продолжать вредить людям, которых имел честь водить не к бесславию русского флота».
Вот теперь Н. М. Баранов был предан суду, но уже за резкие выражения своей записки, признанные оскорбительными для начальства. Последнее и было доказано на состоявшемся в Кронштадте суде, который в итоге закончился для Баранова отставлением от службы. В то же время последний блестяще реабилитировал себя от обвинений в присвоении незаслужен¬ной славы и т.п., а само слушание дела вполне выявило заку¬лисную сторону интриги, что было особенно неприятным и для А.А. Попова, и для З.П. Рожественского.
Впоследствии, при Александре III, Н.М. Баранов продолжил карьеру на граж¬данской службе и достиг поста Нижегородского губернатора.
Что касается З.П. Рожественского, то он, вернувшись в Санкт-Петербург 9 января 1879 г., опять «вступил в отправление обя¬занностей члена комиссии Морских артиллерийских опытов», где работал без всякого повышения по службе почти пять лет. Не предлагались ему и корабельные должности, открывавшие дорогу к самостоятельному командованию кораблем и позво¬лявшие (в заграничном плавании) поправить не очень-то проч¬ное для семейного офицера финансовое положение. Последнее, правда, несколько скрашивалось пожизненной пенсией в разме¬ре двухгодового оклада лейтенантского жалования, полученно¬го Зиновием Петровичем все за тот же бой «Весты»...
Причины такой «немилости» заключались не только в со¬мнительной истории со статьей в «Биржевых ведомостях» и судом над Барановым, и не только в характере взаимоотноше¬ний З.П. Рожественского с начальством, которое он иногда от¬кровенно «не жаловал». Дело в том, что после воцарения в марте 1881 г. императора Александра III в «немилость» попа¬ли и генерал-адмирал великий князь Константин Николае¬вич, и любимец последнего вице-адмирал А. А. Попов. В руко¬водство Морским ведомством вступили новые люди — брат царя генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович, бывший на год и два месяца младше самого З.П. Рожественс¬кого, и вице-адмирал И. А. Шестаков, назначенный управляю¬щим Морским министерством. Карьера недавнего «человека Попова», служившего в комиссии Морских артиллерийских опытов, лежала вне сферы непосредственных «государствен¬ных интересов» нового руководства. Тем более, что флот нача¬ла 80-х гг. был несколько перегружен штаб-офицерами, число которых превосходило потребность кораблей, созданных в константиновские времена.
Работа в комиссии была достаточно спокойной и размерен¬ной,, и Зиновий Петрович в 1881 —1883 гг. смог позволить себе даже такую роскошь, как трижды побывать в отпуске (всего за 36 лет офицерской службы отпусков у него было четыре, суммар¬ной продолжительностью 99 суток). Некоторое оживление в од¬нообразное бытие вносили редкие командировки. Так, весной 1880 г. он объезжал те же самые черноморские укрепления, где побывал еще в начале 1877 г. Помогал привести в порядок ар¬тиллерийскую отчетность за военное время. Несколько месяцев, начиная с мая 1882 г., З.П. Рожественский провел в Верхней Силезии, наблюдая за производством и испытаниями пирокси¬лина, заказанного германскому заводу Морским ведомством.
В часы «служебного досуга» З.П. Рожественский серьезно увлекался электротехникой, и в начале 1883 г. даже взялся за выработку технических условий для электрического освеще¬ния С-Петербургских императорских театров. Но завер¬шить эту работу ему не довелось. В июле того же года Зиновию Петровичу, наконец, предложили новое и весьма необычное назначение.