От Сергей Зыков Ответить на сообщение
К Pav.Riga
Дата 16.11.2013 08:36:08 Найти в дереве
Рубрики WWII; Память; Версия для печати

Это вы так о крупнейшем разведчике современности :)

> В ветке описана судьба разведгрупп,жалко отборных людей которых погубила некомпетентность подготовивших и отправивших их в финский тыл.

"Аврора" 1996
Страница 136
Лев Скрягин
Я - сын Николая Скрягина!
Тот день мне запомнился во всех деталях. Сейчас даже не нужно напрягать память, я могу повторить в малейших подробностях услышанное тогда, словно прошло не сорок лет, а сорок минут. Хотя ничего особенного, вроде бы, и не случилось в тот вечер - собрались к отцу его друзья, и он рассказывал им о своей жизни. Ничего особенного... Просто я впервые узнал, кем был мой отец. Что я знал о нем прежде? То, что мой отец служит в Главном Штабе ВМФ. То, что в годы войны он был военно-морским атташе при нашем посольстве в Соединенных Штатах. То, что до этого отец служил каким-то очень ответственным работником Наркомата обороны. А еще раньше, в моем совсем далеком детстве, откуда память иногда приносит запахи весеннего Севастополя, - служил штурманом на Черном море. Всего этого было вполне достаточно, чтобы не задумываться, знаю ли я отца - конечно, знаю. Единственно, что уже в детстве занимало меня, так это вопрос, откуда у отца столько боевых наград, если на войне он не был? Но вслух я этого вопроса никогда не произносил, потому что знал - если отец сам до сих пор не рассказал, то и спрашивать бесполезно. И вот неожиданно тайна приоткрылась, и я понял, что ничего не знал о своем отце. Он приехал со службы из Главного Штаба необычно рано, в середине дня, хотя никогда прежде до восьми вечера не возвращался. Вместо кителя на нем почему-то была надета парадная тужурка со всеми орденами и медалями. И кортик... Я, как всегда, ни о чем не спрашивал. Отец посмотрел на меня и усмехнулся: - Все. Баста! Уволен в запас. В руках он держал небольшой сверток из плотной коричневой бумаги. Передав сверток мне, отец ушел переодеваться. В свертке оказалась плоская полированная шкатулка. Я отнес ее в столовую и открыл крышку. На малиновом бархате отливая золотом лежал кортик. Гарда поблескивала буквами: "В награду". Рукоятка из слоновой кости была украшена золотой пластиной с выгравированной надписью: "Капитану 1-го ранга Скрягину Н.А. от Главнокомандующего ВМФ". - Это вместо адмиральского звания. Я обернулся. Отец стоял в дверях и с тихой полуусмешкой наблюдал за мной. Он уже переоделся в домашний костюм, а бережно сложенный мундир держал в стопке перед собой. - Сейчас поедешь в Елисеевский, - сказал отец, - запиши, что нужно купить. У нас сегодня будут гости.



Страница 144
После обеда позвонил и сказал, чтобы я не волновалась. А через три дня вернулся домой.
Оказывается, что он сделал - на утро пошел прямо к наркому Кузнецову и говорит: "Если я в чем-то виноват, то отдайте вы приказ об аресте. Я не хочу , чтоб меня забирали эти в сапогах". И положил на стол партбилет, удостоверение, браунинг. А пистолет этот ему Кузнецов же и дарил. Выяснилось, что нарком ничего про арест не знал. Пока он разбирался с людьми из НКВД, отец дома не показывался. Кузнецов его отстоял. Вот так, сынок, это и было, отец не велел вам рассказывать. А мы с братом спокойненько проспали ту ночь и много лет еще не подозревали о пронесшейся над самыми нашими головами грозой. В то время мой отец был уже начальником отдела внешних сношений наркомата. Кузнецов его очень ценил, знакомы они были еще со Времен службы на Балтике.

Вашингтон. 1944 год. Николай Алексеевич с сыном Львом — автором рассказа, известным писателем-маринистом, автором книг о морских катастрофах, сокровищах и кладах, о спасении человеческой жизни на море, истории якорей, морских узлов, маяков и т.д.

Севастополь, 1942 г.

Вырвав отца из рук НКВД, нарком позаботился спрятать его подальше от глаз этой организации. Не прошло и месяца, как наша семья обосновалась во Владивостоке. Прожив там месяца полтора, мы погрузились на шведский теплоход "Анни Джонсон" и в середине марта сорок первого года прибыли в Сан-Педро - морской порт Лос-Анджелеса. Отец был назначен исполняющим обязанности Военно-Морского Атташе при посольстве СССР в США. Вновь за отцом пришли осенью сорок восьмого, после нашего возвращения из Штатов. Я в это время учился в Ленинграде, дома были мама с моим братом. Опять пришли втроем и опять убрались ни с чем: отец в тот момент находился в Белграде на Дунайской конференции, консультировал по морским вопросам Вышинского, замминистра иностранных дел.
12 января, в среду, 1972 года к воротам Кузьминского кладбища подъехали три автобуса. Хоронили моего отца.
Речи друзей и сослуживцев были кратки - термометр показывал восемнадцать градусов мороза.
Тем не менее и здесь от товарищей моего отца я узнал немало такого, что помогало дополнить его портрет. Последним выступал полковник морской службы запаса Наум Соломонович Фрумкин - участник Гражданской войны в Испании, военный разведчик, кавалер многих орденов, в том числе двух орденов Ленина. Речь Фрумкина помогла мне наконец-то восстановить один из пробелов биографии отца. А именно: причину ссылки его в Соломбалу. Вернувшись из Штатов, отец три года прослужил в должности начальника направления в морском Главном Штабе. Будучи капитаном 1-го ранга, он занимал адмиральскую должность, ему подчинялись десятка полтора офицеров в том же звании, что и он. Внезапно зимой пятьдесят первого года он оказался в пригороде Архангельска, Соломбале, на должности заведующего учебной частью Соломбальского высшего военно-морского училища.

Страница 145
Руководил учебным процессом, сам читал лекции, маршировал под знаменем, когда училище выходило на парад. Жил отец в одной поморской семье, снимал у них комнату.
Спустя три года его вернули в Москву и восстановили в прежней должности. О причине ссылки сам отец так до конца жизни и не узнал. Я тем более не надеялся разгадать эту загадку, пока неожиданно не услышал ее от Фрумкина.
Выяснилось, что работая крупным начальником в Главном Штабе, отец совершил серьезную ошибку: как-то раз в присутствии своей секретарши сделал замечание подчиненному. У того офицера был неопрятный вид, и отец предложил ему поехать домой, надеть чистую рубашку и погладить брюки. Беда в том, что родня этого человека занимала высшие правительственные кабинеты. Он затаил обиду и при случае отомстил.
Очередное возвращение в Главный Штаб оказалось ненадолго. Через полтора года после Соломбалы наступил тот самый июльский день, когда отец вернулся со службы раньше обычного с именным кортиком в полированной шкатулке и несколько потерянной усмешкой на лице.
Было это в пятьдесят пятом году. Но усидеть без дела он не мог. Сначала за год он написал свою очередную книгу по психологии. Потом мы с ним вместе перевели для служебного пользования книгу Карнеги "Как приобрести друзей и оказывать влияние на людей". После этого, в пятьдесят седьмом, он поступил на работу в Институт мировой экономики на должность морского эксперта- консультанта. А с пятьдесят девятого и до самой своей смерти отец прослужил ученым секретарем Океанографической комиссии при Президиуме Академии Наук. Вместе с Зенкевичем, Папаниным и Ушаковым он тринадцать лет руководил работой всех научно-исследовательских судов страны. И руководил отлично! Не зря же бывший консул в США Вавилов написал о нем: "Интересы Николая были удивительно разносторонними, и чем бы он не занимался, всегда добивался блестящих результатов".
Заканчивая свою речь на траурном митинге, Наум Соломонович Фрумкин, сам в прошлом один из крупнейших советских разведчиков, сказал: - Мы провожаем в последний путь человека, о котором американский разведчик Ладислас Фараго в своей книге "Война умом - анализ шпионажа и разведки XX века" отозвался так: "Работая в Штатах более шести лет, он ни разу не скомпрометировал себя и был одним из самых результативных русских разведчиков".