От Пауль Ответить на сообщение
К All Ответить по почте
Дата 28.06.2020 10:00:38 Найти в дереве
Рубрики WWII; Флот; 1941; Версия для печати

Деньги на флот тратили, а доктрину использования не проработали

ЧЕМУ УЧИЛА ВОЙНА
(Из неопубликованных рукописей)

26 июля 1988 г. Президиум Верховного Совета СССР принял Указ о восстановлении вице-адмирала Н. Г. Кузнецова в прежнем воинском звании Адмирала Флота Советского Союза.

Более трех десятилетий ждали этого события те, кто знал Николая Герасимовича и не терял надежды на восстановление справедливости. Все эти годы в газету шли письма с просьбой подробно рассказать о судьбе прославленного флотоводца, возглавлявшего Военно-Морской Флот в годы Великой Отечественной войны. 21 мая 1988 года «Красная звезда» опубликовала очерк «Нарком Кузнецов». В откликах на эту публикацию читатели высказывали пожелания увидеть в печати материалы, написанные, самим Николаем Герасимовичем, но не вошедшие в его широко известные мемуары.

Сегодня у нас появилась возможность познакомить читателей с небольшим фрагментом из рукописи Адмирала Флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова, который, судя по всему, предназначался для включения в одну из книг, но не был опубликован. Известно, что наш Военно-Морской Флот организованно вступил в Великую Отечественную войну, практически не понес потерь в ее первые дни. Однако, как свидетельствует публикуемый отрывок, в котором автор высказывает свою точку зрения на кардинальные проблемы управления видами Вооруженных Сил в годы войны, трудностей было немало.


Нужно со всей откровенностью признать, что война, особенно в первые два года, велась распорядительным порядком, а не по планам, разработанным накануне. Без Сталина никто не хотел решать что-нибудь серьезное, поэтому часто приходилось поступать на свой страх и риск. Долгое время действовали только общие указания, что врага нужно бить всеми средствами и не оставлять ему ничего годного для войны. Но это и так было ясно всем и каждому, а вот организующих документов недоставало. Почти совсем не было разработано положений о том, как будет осуществляться управление боевыми действиями из центра и какие взаимоотношения устанавливаются между фронтами и флотами на месте.

Попытки внести ясность по этому вопросу в предвоенный 1940 год, когда было издано ряд директив по совместной подготовке округов и флотов к боевым действиям на приморских направлениях, фактически результата не имели. Произошло это потому, что армейское командование, с одной стороны, не хотело подчинять флоту ни одной крупной части, а с другой, не хотело брать на себя ответственность за оборону того или иного приморского объекта или военно-морской базы. Я, зная эту излишнюю щепетильность армейских товарищей и их нежелание подчинять, пусть и высокому морскому начальнику (даже такому, как комфлот), ничего крупнее батальона, и ставил вопрос ребром: или давайте подчиним флоту армейскую часть и возложим всю ответственность на моряка, или, наоборот, подчиним базу армейскому начальнику. Но тогда пусть будет черным по белому записано, что этот армейский начальник несет полную ответственность за весь участок или район. Это обычно и являлось камнем преткновения.

В результате этот и все другие вопросы, которые требовали уточнения еще в мирное время, были оставлены на начальный период войны. Сказалось это самым отрицательным образом. Особенно в Прибалтике.

На округе в те дни был В. И. Кузнецов, а Балтийским флотом командовал В. Ф. Трибуц. Вспоминаю, сколько усилий было, затрачено на разработку совместных документов по поводу — кто и как будет командовать, если противник предпримет наступление на прибрежном направлении. Кроме общих формулировок ничего выработано тогда не было. «На море командует Трибуц, а на суше Кузнецов!» — этим все и завершилось. А вот когда встал конкретный вопрос, как оборонять Либаву, которая в случае войны сразу подвергнется нападению (что и было фактически), то выделенную туда дивизию не хотели подчинять командиру базы М. Клевенскому. Тогда я стал убеждать, что в таком разе следует командира дивизии сделать старшим и на него возложить ответственность за оборону базы. Назначить комдива старшим согласились, а возложить ответственность на него не решились. В результате единого и твердого руководства не получилось: командир дивизии делал свое, а командир базы решал по-своему.

Таких примеров можно привести сотни, и все они шли от нечеткой организации в самом высшем руководстве. К сожалению, в армейских кругах мало придавалось значения войне на море и в прибрежных районах. Господствовали классические сухопутные доктрины ведения войны, и Генеральный штаб отмахивался от всех флотских вопросов, не придавая им большого значения,. Только этим можно объяснить нежелание наркома обороны и начальника Генерального штаба принять участие в заседаниях военно-морского совета. Несколько раз я лично просил их побывать у нас, но, когда убедился, что это напрасно, перестал быть назойливым. С. К. Тимошенко отговаривался занятостью, обещал, но не приходил. Г. К. Жуков как новый начальник Генерального штаба должен был бы проявить особый интерес к флоту, на управление которым в случае войны он претендовал, но чаще отшучивался в свойственной ему резкой манере.

В первые дни войны мы вообще были лишены какого-либо руководства. Правительство, занятое крупными делами, оказалось малодоступно для меня как наркома ВМФ, а нарком обороны и Генеральный штаб не успевали разбираться со всеми вопросами. Приходилось действовать на свой риск и страх. Трудность этого положения заключалась в том, что, считая, скажем, разумным атаковать Констанцу авиацией и кораблями, я принимал такое решение и, если все обходилось гладко, то доносил оперсводкой в правительство. И на этом дело кончалось. Но если, как это случилось с лидером «Москва», дело кончалось гибелью корабля, меня спрашивали — кто разрешил проводить подобную операцию? Парадоксально, но по документам я не имел права принимать даже такие решения.

Но, главное, конечно, не в степени ответственности какого-то определенного лица, а в недостаточной эффективности использования всех сил против врага. Отсутствие единого органа, который бы готовил все виды Вооруженных Сил к войне и продумывал их использование, сказывалось на каждом шагу.

Вся беда в том, что два наркома (обороны и ВМФ) опирались в работе не на четкую организацию, а на указания Сталина. А он в своем аппарате не имел даже советников, которые докладывали бы ему особо срочные письма. Как правило, мои письма лежали до случая, когда я сам оказывался на приеме у Сталина и, если оставалось время, то просил решить «залежавшиеся» вопросы. Возможно, для сотрудников Наркомата обороны эта процедура была упрощена, потому как внимания им уделялось несравненно больше.

И еще. Мы не имели единого взгляда на доктрину ведения войны. А ведь это очень важно для одинакового понимания оборонных вопросов. Доктрина, как нечто плохо осязаемое для нас, «скрывалась» в голове Сталина, а он неохотно делился своими мыслями и намерениями. Порой, правда, высказывался на сей счет, но это были слишком общие соображения. И не случайно сейчас нельзя привести в пример ни одного документа за его подписью, в котором излагались бы взгляды на ведение войны, ее характер и взаимоотношения наркоматов.

Когда я командовал флотом, мне казалось, что где-то в тайниках штабов все-таки есть разработки и планы, в которых мы нуждались, и только на местах в силу особой секретности о них не знают. Но когда пришел на работу в Москву, обнаружил: никаких тайников нет. Есть только «указания товарища Сталина», но они не сформулированы на бумаге, и руководствоваться ими нет возможности. Более того, на некоторые вопросы я не получал ответов даже у Сталина. А когда был настойчив, ловил на себе косые взгляды окружения генсека: дескать, зачем лезешь в сферы, тебе недоступные? А официально получал всегда один и тот же ответ: «Когда будет нужно, узнаете...»

Словом, накануне войны у нас не было четкой военной доктрины, а поэтому не могло быть и четко сформулированных задач флоту, не была определена и его роль в системе Вооруженных Сил. Без этого нельзя было приступить к разработкам конкретных задач флотам.

Сейчас многое пытаются объяснить «вероломным и внезапным нападением» немцев, но на самом деле это неверно. Организация отражения «внезапного» нападения была настолько плохой, что, будь на передовом крае вдвое больше современных самолетов и пушек, чем было в ночь на 22 июня 1941 года, многие все равно погибли бы, не оказав должного противодействия. Впрочем, без единства действий всех видов Вооруженных Сил на большее рассчитывать и не приходилось. Например, мы, моряки, могли принять большее участие в сражениях на сухопутных направлениях. Скажем, в первые месяцы войны на Черноморский флот не было сильного нажима, и он мог более целеустремленно использовать свою авиацию и корабли в помощи фронту. Но опять же дать такое указание было некому.

К концу войны уже было очевидно, что надо кардинально менять организацию управления Вооруженными Силами, придавая особое значение вопросам координации и единству руководства. Из опыта иностранных армий мы узнавали, что там все больше играют роль так называемые объединенные штабы, где все виды вооруженных сил представлены равноправными начальниками. Мы же ограничивались только бесправными представителями от флотов при фронтах, которые связывали фронты с флотами и информировали свое командование о возможном решении фронта.

Только в апреле 1944 года мне удалось наконец добиться издания директивы Ставки, в которой определялись функции фронтов и флотов и порядок их взаимодействия при совместных операциях.

Рукопись представила В. Н. КУЗНЕЦОВА.

Красная звезда. 1988. 29 июля (№ 173).

С уважением, Пауль.