От И. Кошкин
К All
Дата 24.08.2011 14:12:54
Рубрики WWII; Спецслужбы;

Любителям майанезика и русским режиссерам сюжет военного фильма.

Я вас приветствую! Хррр. Хрррр. Ххуррагх!

Раз уж запозориться просмотром российских фильмов про войну не стыдно, дарю сюжет:

Командир разведгруппы фронтовой разведки попадает в трибунал за то, что его полюбила ППЖ начальника Особого Отдела. (А до войны командир разведгруппы и начальник ОО были ментами, и командир был храбрый, но его подставили, а особист - трус, но карьерист и получил премию). Трибунал приговаривает разведчика к расстрелу, но тут на штаб нападают фашистские парашютисты на мотоциклах, и разведчик в кальсонах и рубахе переворачивает мотоцикл, таранит, овладевает (автоматом немецким) и всех врагов убивает. За этого командира разведгруппы решают не расстреливать, а отправить в штафбат. В штрафбате разведчик ходит в разведку, режет испанским хватом, и взрывает под откос.

Тем временем в Кремле в Москве Сталин и Берия рассматривают листовки, на которых пленный сын Вождя, Яков Джугашвили, пьет шнапс и призывает всех сдаваться. Сталин мрачнеет, и со страшным акцентом говорит Берии, что он, как отэц, очэн запозорэн, и хочэт сына убить за измену. Но сам он уже не пойдет, годы не те. Надо послать харошэго развэдчика. Берия мнется и говорит, что есть хороший разведчик. но он в штрафбате. Сталин приказывает забрать разведчика из штрафбата.

В штрафбат приезжает НКВД, вызывают разведчика, приказывают ему сдать оружие, ремень, сапоги и срезать пуговицы на штанах. Потом разведчика заталкивают в машину. Все уверены, что главного героя больше не увидят, но зритель-то знает!

Разведчика везут в Москву, и прямо босиком, с отрезанными пуговицами, ведут к товарищу Сталину в Московский Кремль. Товарищ Сталин курит трубку и спрашивает разведчика, есть ли у него дети. Главный Герой исподлобья цедит и смотрит сквозь зубы: его невесту до войны изнасиловал пьяный уполномоченный НКВД и она утопилась. Товарищ Сталин мудро кивает головой и говорит, что разведчик счастливый - у него невеста просто утопилась, а его сын стал предателем. Разведчик должен собрать группу особых солдат спецназа, проникнуть в немецкий тыл, и убить Якова. За это разведчика простят и наградят Героем Советского Союза. Разведчик соглашается и начинает собирать спецназную группу.

В группу входят пять человек. Бывший зэк - специалист по замкам и ножам. Цыган - специалист по коням и проникновению на охраняемые собаками объекты. Интеллигент - специалист по немецкому языку и у него отца репрессировали. Чеченец - специалист по храбрости. И сибирский нацмен - специалист по ружью и отмачиванию шуток юмора акцентом и лицом. Группа тренируется, бухает водку, ездит в деревню трахаться, потому что все мужики на фронте, бьет приставленного к ним особиста и учится танцевать лезгинку, потому что чеченец становится неформальным лидером, но уважает командира.

Наконец все садятся в самолет и летят в Германию. Над Германией к самолету подлетает немецкий истребитель, но интеллигент по радиостанции говорит немецким голосом, что свои летят, и истребитель улетает. Все прыгают с парашюта. Приземлившись в лесу, группа немедленно наталкивается на немецкого мальчика. Командир хочет его зарезать, но чечен говорит, что это подло. Чечена поддерживают вор и цыган, а интеллигент говорит, что командир не лучше особистов. Командир устыжается и мальчика отпускают. Мальчик поднимает тревогу, группа долго бегает по лесам, горам, городам и полям, а потом спасается и у молодой немецкой девушки, которая влюбилась в интеллигента. Девушка рассказывает, что знает, где держат сына Сталина.

Группа переодевается в женскую форму одежду, кроме чечена, который маскируется под мудрого старика, и на телеге проникает на немецкий объект, заигрывая с эсэсовцами. Там они достают автоматы, много стреляют и всех убивают, при этом интеллигента смертельно ранят. Но когда группа врывается в подвал, она видит прикованного к стене изможденного Якова Джугашвили. Сын Сталина говорит, что он не предавал Родину, вместо него немцы показывали его двойника! Разведчики хотят освободить сына Вождя, но тот говорит им, что отец все равно его не простит и просит командира, чтобы тот убил его - настоящего Якова Джугашвили. Командир сперва не хочет этого делать, ведь Яков ни в чем не виноват. Но чечен говорит, что понимает сына Сталина, ведь они оба кавказцы! И застреливает. Потом разведчики все взрывают и уходят. Наступает решительный момент, потому что командир говорит возвращаться, но возвращаться вместе с ним собирается только сибирский нацмен. Цыган, чечен и вор не хотят обратно, они чутьем чуют, что там их расстреляют. Командир поднимает автомат, но не может выстрелить в боевых друзей и отпускает их, а сам с нерусским возвращается в Кремль и докладывает Сталину о выполнении задания. Сталин обнимает его, вешает Золотую Звезду (и орден нацмену), затем приказывает отпустить на фронт в разведку. Когда разведчики четко поворачиваются через левое плечо, Вождь незаметно кивает Берии. Разведчики идут по темному коридору из Кремля на фронт, и тут из-за портьер появляется Берия с НКВД и стреляет героям в головы. Герои падают, золотую звезду и орден заливает кровью. Идут титры, в которых диктор читает: вор ушел в партизанский отряд и партизанил, пока не замели. Чечен тайно вернулся на Кавказ и сражался с НКВД во время депортации, но погиб. Немецкую девушку в 1945 году изнасиловали и убили пьяные красноармейцы. А цыган прокрался в американскую оккупационную зону, уехал в США и стал ковбоем. Конец фильма.

Думаю, такой фильм с удовольствием посмотрит половина форума, приведет раскадровку и порадуется, что стало лучше в плане реквизита и бутафории, хотя хуже в плане мундиров и вообще у НКВД не было черных фуражек со звездой в обрамлении из костей. А с майанезиком говно и не чувствуется вообще, и никто совсем не гомосек.

И. Кошкин
От Сибиряк
К И. Кошкин (24.08.2011 14:12:54)
Дата 24.08.2011 18:05:24

отличный сценарий, даже что-то спилберговское в этом чувствуется (-)
От AFirsov
К И. Кошкин (24.08.2011 14:12:54)
Дата 24.08.2011 15:47:37

Да в тырнете сейчас столько "сюжетов провойну" - у михалковых глаза разбегутся

>Раз уж запозориться просмотром российских фильмов про войну не стыдно, дарю сюжет:
Вот, например, из Шестакова. Как полагается, с "комиссарскими рожами" - так и просится на экран после легкой чистки :-) (всем сорри, если случайно открыл прокладки Оллвейс для кирзачей)

Моя война...
СВЯЩЕННЫЙ ВЕТЕР


…Вот уже сплошной океан внизу. Тонкая полоска земли исчезла ровно через двадцать пять минут после взлета. Еще через десять мы закончим набор высоты и ляжем на боевой курс. Нас трое в маленьком самолете с большими красными кругами на крыльях. Молчаливый и хмурый Тошиба Ноутбукэ разглаживает лежащую на коленях карту. Он штурман. Худой и длинный Примируки Сучара шевелит педалями справа от его головы. Он пилот. Мы летим на север-северо-запад в полном одиночестве, без эскорта. Наш «Аичи» перегружен и плохо слушается рулей. Наш четвертый сентай в полном составе стоял шеренгой, когда мы шли по летному полю. Наш маленький седой командир отдал честь, когда мы на рассвете взлетели.

Им обоим чуть-чуть за тридцать. Ноутбукэ до войны работал конструктором воздушных змеев и был женат. Их дом в Киото сгорел во время майских налетов, жена пропала, Ноутбукэ стал злой, в последнем бою завалил три «эвенджера» и «хеллкэт», все тараном, был сбит над морем, потерял ногу и голову, вернулся на базу через неделю верхом на морской корове. Теперь он больше не истребитель.

Сучара очень спокойный. Как и все по-настоящему невезучие люди. Его сбивали шестнадцать раз. Он уже иронически улыбается, когда техник докладывает ему о готовности борта к вылету. И громко смеется, когда впереди появляются долгожданные американские самолеты. Он давно уже ничего не боится. В последний раз его сбили даже не в бою, а случайно. Свои. Из сигнальной ракетницы одним выстрелом. И парашют опять не раскрылся. И упал не в воду, а головой вниз на единственную бетонную полосу грунтового аэродрома. Со вчерашнего дня он тоже не истребитель.

Мне под сорок. Я танкист и ничего не понимаю в полетах. Я русский и совсем не говорю по-японски. Я очень жалею, что напился и угнал из части этот проклятый танк. Не понимаю, как оказался в Японии. От парка нашей дальневосточной дивизии до Хоккайдо херова туча километров земли и моря, подводные лодки, погранохрана, цунами, таможня, минные поля и болота. Как так получилось? Совсем не помню. Помню только, как пропивал непонятливому косоглазому рисоводу застрявший на его делянке родимый танк. Только пропил, только рукавом с шевроном занюхал – и тут же они явились. Маленькие, зелененькие, в фуражках.
- Сестакоку-сан? Задерастути. Вы арестованы дезертир перебессик военнопренный рагерь тюрьма расстрер пурями из пуремет прям сисяс. Понимацу? Испугацу? Срусайте дарьсе. Император добр. Разрешицу военнопренный воевацу, есри хотецу. Прям сисяс. Подписацу?

А куда денешься? «Арисака» тяжелая, приклад крепкий, голова долго потом гудит. Они бойкие. Им как два пальца другим концом повернуть да в упор шмальнуть. Самураи. Ростиком народ маленький, но серьезный. Плюнул, подписал. Только писарь промакнул – и тут же они явились. Два коротких желтых полковника ВВС.
- Сестакоку-сан? Пиривет! Поздравряем. Будете сружить с нами. Цетвертая эскадрирья первого порка сестой дивизии пятой армии его императорского, царского, князеского верицества, высоцества, преосвясенства…
Ну, короче, захомутали. Стрелком-радистом посадили в бомбардировщик. В самый хвост, где до войны туалет был и маленький багажный отсек. Вместо туалета дырка теперь в полу, вместо ремней багажных турель с пулеметом. К нему три ленты. Две холостых и одна пустая. Не доверяют. Так, суки, и говорят.
- Не доверяем! Вы, Сестакоку-сан, по цери все равно в рюбом сручае промахнецу. Оцькарик. Пьяниса. Обе руки из зопы. Орузие доверить нерьзя. Но стрерок-радист бомбардировсик сидеть обязан. Так сьто сиди. Как американ увидис – кидай в него пуремет…

Океан велик. Небо чисто. Не знаю как они, а я чувствую себя засранцем, нарушившим великую чистоту. И собравшимся в очередной раз нарушить главный человеческий закон. Ведь я лечу убивать. Мне смешно. Я ж хвостовой стрелок. Когда на последних метрах пике наш «Аичи» врежется в стальную палубу крейсера, я буду сидеть вперед жопой. Стоит сейчас, наверно, звездно-полосатый капитан у себя на мостике, спокойно курит и не знает, что к нему летит моя жопа. Бледная и костлявая, как смерть в представлении человека.

Сучара опытный пилот. Посмотрел на часы, похлопал по плечу Ноутбукэ. Тот сверился с картой, кивнул. Сучара вырубил движки, зафлюгировал винты, три раза стукнул кулаком по сиденью. Обернулся, прошипел что-то. Понял я, понял! Делаю. Не шипи, балда. Не дите, обязанности свои знаю.
В дальнем полете горючку приходится экономить. До Тиниана еще часа три с половиной-четыре, ветер встречный и очень сильный, птиц много, смятыми тушками весь самолет уже облепили. Даже если самую бедную смесь двигателям давать, все равно ни в какую не долетим. Так что мой выход. В буквальном смысле. Наружу. Высовываюсь по пояс из верхнего люка, руки в стороны, машу равномерно. Полчаса. Потом Ноутбукэ сменит.

Машу. Холодно. Никак не согреюсь. От недостатка кислорода глупости всякие в бошку лезут. Что американцы союзники. Что я не только дезертир, а еще изменник. Что негоже трезвому танкисту на корабль из облака падать. Что глупо будет, если…

Вижу, вижу, блин! Да не дергай, дурак! Сам залезу!

Патруль британский. Четыре «спитфайра» правым пеленгом сзади. Вот непруха! С самого утра косяки сплошные кругом. На завтрак вместо усиленной летной нормы опять медаль «За систематическое недоедание» прицепили. Вместо бензина – это на боевой-то вылет! – снова какой-то дрянью из бутылок заправили. Вместо путных бомб тонну спичечных головок – вся дивизия месяц стригла! – в самолет насыпали. И даже карту, суки, нормальную пожалели! Глобус дали. Хорошо, Ноутбукэ ловкий, школьный атлас в штабе упер, пока мы с Сучарой в коридоре дрались, писарюг с дежурным на себя артистически отвлекали.

Патруль. Береговая авиация, истребители. Четыре пушки на каждом. Кранты. Ну, сорву пулемет с турели, метну. Ну, допустим, попаду. Дальше что? Дальше один заход – и амба. Только перья с яйцами полетят. Англичанин мужик серьезный, службу туго знает, тактику ему в летной школе не на пальцах растопыренных объясняли, а…

О-о-о… Ни х-хера себе… Такое вижу впервые. Не четыре пушки, а пять. На каждом. Кроме тех, что в крыльях, из кабины еще торчат. Длинные. Шевелятся. Бля-а… Вот это ствол! Метров семь. Дергается. Как будто от нетерпения. Как будто небо долбит перед собой.

Ноутбукэ обернулся, оскалился. Руки поднял, башкой качает. Палец мне большой кажет. Да понял я уже, понял… Везунчики мы сегодня. Счастливцы.

Их у англичан целый полк такой летает. Гвардейский. Особые летчики со специальными самолетами. Слепые. С длинными тросточками. Герои. По многу раз сбитые, горевшие, ослепшие, некоторые без ног, командир ихний, говорят, еще и глухонемой. В небе их никто не трогает никогда. Встретить – хорошая примета считается.

Сучара ручку плавненько от себя, левую педаль в пол. Уходим. От вполне возможного столкновения. Дружеский привет вам, убогие! Калики перелетные… Мы вам не враги. Мы уходим.

Смена. Теперь Ноутбукэ машет. Он хитрый, гад. Личико свое желтое ветерку подставлять не хочет. Кулибин. Глобус-то не выбросил, закурковал. Теперь вот две малых в нем и одну здоровую дырки сделал. На бошку натянул. Шлем. Африкой вперед пялится. А машет-то херовенько. Высоту теряем. Филон…

Гряда какая-то внизу. Острова. Для Сучары ориентир, для меня маленькие кусочки тоски. Не люблю плавать и летать. Люблю ходить. Ходить легче и привычней. Да и не острова нам нужны. А остров. И не сам, а возле. И не нам, а…

Бр-р-р! Руки одеревенели. Глаза остекленели. И нос забило. Похож я сейчас, наверно, на старое чучело с чердака. Так ведь дальние полеты – не шутка. Война не мама. Господин капитан Отзабору Докучи, дивизионный психолог, однажды на занятиях так сказал:
- Васа профессия – это быстрая доставка смерти потребитерю на дом. Поэтому выгрядеть вы дорзны соответствуюсе. Цем хузе, тем руце. Поэтому вам и запресено мыцу, брицу и стрицу. И рекомендуется не подтирацу. Потому цьто вы воины. А война – это страх и узас…

Да, война… Страх и ужас, все правда. Я до финской классным токарем был. На Кировском. Бронь имел. Женатый, сопляков двое. Но, как ноябрьские отгремели, так меня за муда и взяли. Призвали. Из новой кожи в старую кирзуху переобули, винтарь сунули – и вперед. На дот. Сперва по снегу, потом по теплым телам. Которых, как снежинок, перед этим дотом нападало. Сытый, гретый, за бетонной стенкою финн сидит и через узкое окошко пропуска на тот свет дает. Только попроси. Только встань.

Опять же, не помню практически ни хера. Не видел потому что ни хера. Очки кровью с Серегиными мозгами залило, да темно уже, да метель… Он, Серега, передо мной как на провод электрический наступил, дергается весь, трясется. Грамм на двести потяжелел. В тишине упал. И я в паузу. По Сереге два шага и еще. Метнул. Пока летела, он новый вставил. И мне. В санбате встретились потом. Я живой дырявый, он дохлый рваный. Доктор наш бился-бился, вытащить его хотел, трубки ему вставлял, колол, нервничал. Особист же рядом стоит. Воскресить требует. Для допроса. А финн, башка набок, синий весь, голый, целый глаз открыл и особисту говорит:
- Куй тебе! Комиссарска морда…
И помер. И доктор ему не от прибора своего щетки, а от полкового генератора на всю шкалу – ка-ак врубит! Аж стол к потолку подпрыгнул. А финн руку поднял, пальцем глаз открыл, на особиста глянул и говорит:
- Фторой куй тебе! Большевицка сука…
И снова помер. И так весь день. Даже Тимошенко его успел застать, маршал. Срочно на кукурузнике прилетел. Тридцать пятый ему достался, и сталинской сранью его назвал. Подкованный такой финн был, имперский, бывший. Вроде в первую еще служил. «Георгий» при нем нашли. Офицерский.

А мне хера на шнурке. Только отпуск. А она, курва…

Короче, ботву ее длинную на кулак себе намотал и говорю:
- Куй тебе, а не дети! Отвезу к матери, раз в месяц можешь приезжать, но не чаще.
А хахаля у проходной выждал, репу ему напарил, ветку одну сломал и говорю:
- Люби ее крепко! Узнаю, что слабо любишь – приеду, все корни вырву.

И обратно в часть. А там переформирование. Переодевание полным ходом. Вместо одной каски целые стальные костюмы на гусеницах дают. С пушками. На троих один. Короче, в башню заряжающим меня сунули. Муторное дело. Официант. Взял, донес, подал. Взял, донес, подал. И грохот. И дышать нечем. И оно все ладно бы, кабы не…

О! Цветочек оранжевый. Распустился. Еще один! Спасибо, спасибо… Очень красиво на голубом фоне. Очень вовремя. А то забыли мы, кто и где. Сучара вон слюни на воротник пустил, спит. Автопилот, из трофейных ходиков переделанный, врубил и откинулся. Сны свои японские смотрит. Про рисовые колобки, про веер, про маленькие титьки под тоненьким кимоно. Все, вставай давай, банзайчик! Артиллерия под нами. Шрапнель по нам. Гавкалки зенитные, свора целая…

Уклонение на скорости – маневр сложный. Перегрузка аж в восемь единиц, все трещит, потайная клепка то там, то сям узкими щелями расходится. Вправо. Со снижением. Ноутбукэ, лапоть хренов, вовремя не убрался, глобусом в проеме застрял, орет. Тормоз. Аэродинамический. Влево. Вниз. Три цветка рядом. Два близко! Очень!! Сучара!! Куда ты, блин, мышь летучая…

Вниз, куда ж еще… Вон он как… Здесь, значит. И сейчас. Понял я. Понял! Понял я, сука!!! Понял тебя, падла, с-сука, братан!!! Вниз!!! Подавитесь сейчас, суки!!! Вниз!!! Дави!!! Дави, Сучара, братан!!! Дави их, гадов!!! Нами!!! Дави-и-и!!! Врагу-у-у!!! Не сдается!!! Наш гордый, блядь!!! Не сдается!!! Дави-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и…

… и-и-иху ма-ать! Вот, блядь, клоуны! У людей война, а им весело. Пляшут, блядь. Салют, блядь, пускают. Шашлык у них, у блядей. Блядский ро-о-од! Целая толпа. В галстуках. И в коротких штанишках. Дети!

Скауты, да. Буржуйские пионеры. Слыхал. Дети. Шейки вытянули и смотрят. Как Сучара над самыми верхушками нас выводит. Слушают. Как стонем мы впятером, два железных и три мясных. Выводи, Сучара, братан. Дети. Маленькие. И чем ближе, тем меньше. Выводи-и, брата-ан… Этого нельзя. Нет.

И приказ нарушить нельзя. Хоть и отвечать не придется. Разве что перед богом. О котором, впрочем, только лишь одно известно. Что он не фраер.

Грыжа у него будет, как пить… Я б не смог. Жилистый ты мужик! Я б не сдюжил. Махину такую… У самой у земли… Дети… Какого, спрашивается, хера? Откуда? Молоток ты, Сучара. Глаз у тебя вострый, как … А? Ась? Чего-сь?

Нну… Надо было ожидать. Ннда… Тихо, тихо, родимый, тихо! Перевяжу сейчас. Ннет… Заткну… Тихо! Сиди тихо! Расслабься. Хлещет вон. Доигрался. Да-а-а…. Беда-а-а... Вот и вторую голову штурман наш потерял. На бис.

Помню, как с обновкой из госпиталя вернулся. От манекена магазинного ему присобачили. Проводов напихали, стеклянные глаза вставили. Дурень дурнем. Швы болят, в строю равняться не может. Жрать нормально не может. Супа в резиновую грушу наберет, за ширму спрячется, штаны сымет – поел. Бродит вдоль стоянки, потихонечку привыкает. В лес пошел. Доктора ему свежий воздух прописали. Прогулки. Находился, надышался, уснул. Дятел сверху тихо спустился и всю новенькую башку ему издолбил. Господин майор Исиропу Наруки, хирург, так ему сказал:
- Ты, Тошиба, дурак. Но герой. Но урод. Но пример. Но не знаю, хоросий ири прохой…

Ну, вот. Заткнул. Давай ляжь теперь. Полежи. Покури-ка на вот возь… Блллядь!! Прости… Ложись, ложись, не дрыгайся, уже ж легче… На куртку мою, накройся. На-ка вот планшетку тебе под голо… Блллядь!! Прости… Да не маши руками-то, не маши! Хватит. Ты свое уже отлетал.

… кабы не война – совсем был бы я другой человек. Каб не войны. В сорок первом осенью, когда последний разваренный ремень на семерых поделили, съели, замполит, товарищ старший лейтенант Голобабый, Андрей Матренович, вечная ему память, из землянки выбрался, последним невыпавшим зубом цыкнул, пальцем пошатал, вынул, выкинул, обернулся и говорит:
- Ну, хера ли цеперь… Цеперь узе ни хера. Выбора больсе нет. Или мы на них сицяс кинемся, или завтра они по нам без проблем на Моцкву проедут…


Из трех танков один все-таки завели. Мой. Соляры кот нассал, зато боекомплект полуторный. Попрощались. Мы трое под броню. Они четверо сверху сели. Плюс вши на всех. Ежли вместе считать – то полный состав полка. Водитель крест алюминиевый самодельный в рот вложил, по башке себя хлопнул. Тронулись.

А немец, гад умелый, даром что наступает, а минами, стервь, весь передний край себе обложил. Левой наехали. Бда-м-м-м! И встали. И изо всех пулеметов по нам. По ним. По ошметкам их. По танку всех в минуту размазали.

А по нам из пушки не просто так. С чувством. Прикатили, не торопясь. Покурили. Обсудили дальность, поправку. Прицелились. Кофею из термоса выпили. Зарядили. Офицерик серенький ручку поднял. Бдам-м-м-м! И вместе с пушкой его слизнуло. Это Сашка, командир, раньше меня очухался. Бдам-м-м-м! И машину штабную со всей камарильей разворотил. Попялиться приехали, колбасня. На беспомощный русский танк. Думали, убило нас всех. А ниточку в херову дырочку вам не вдеть?! Бдам-м-м-м! И окопчик ихний уютный в кашу. С мясом. Официант! Снаряд! Бдам-м-м-м! И за папу с мамой полную ложку вам, суки, нечисть, падлы, козлы рогатые!

Башню как снесло, видел. Как заклинило, через нижний мы с Сашкой вылезли да назад. Сапоги красные у обоих. Хороший водила был. Верующий. Имя у него старинное какое-то было, длинное. Как гвоздить они из зенитки взялись, так его сразу и раскидало. На буквы. А мы в воронку. А башня ме-е-едленно так летела. Как будто нес кто-то. К нам. Бдам-м-м-м! И свет потух. Своевали.

Тоже люди, конечно, немцы… Херовые только. Стоит, специально для тебя жрет. Вдумчиво так, со смаком. Перед носом прям. Невозможно глаз отвести. Стоишь, за колючку держишься, языком шевелишь, губами двигаешь. Как бы помогаешь ему. Жевать. А он кусок не доест, опустит. И в тебе аж холод в груди. Надежда. Она последняя сдыхает, то правда. Стоишь, смотришь. Как он? Неужто… Спиной повернулся, кусок внизу держит. И плечом так. Бери, мол. И падаешь! Коленками в землю, руки, губы, душу к тому куску тянешь! И – пр-р-р-р-р-р!!! Прямо в душу тебе. Пердит. Аж полы у шинельки навыверт. Хохочет. Другие тоже. Кланяется им.
А кусок собаке. И по холке нежно ее. Перчаткой.

На одной сырой брюкве далеко-то не убежишь. Не кролик же. Хотя… Герр лагерфюрер фон Танн на разводе как-то сказал:
- Ви есть кто? Ви есть жалкий кучка, которий осталься после ваш большой армий. Шайзе. Дрек. Ха унд ха! Ви есть никто. А кто никто не есть, тот не есть. Не кушать. Его сам кушать. Ха-ха! Русский зайка есть волки пайка. Хо-хо! Дер фольклор…

Кто восстал, те легли. Поголовно. Только мы с Сашкой да с мадьяром еще одним просочились. Да Иржи-чех. Да француз. Граф, между прочим. Забыл, то ли Бессемьи, то ли Насвинье. Юркий такой, первый за колючку вылез, когда поляки дизель взорвали. А евреи все легли. Костьми. Самые скелеты были из всех.

Две недели под землей, как кроты. Старуха. Сама нищая. Когда принесет, а когда так. Схрон в лесу. От людей подальше. От собак. От еды. Сашка землю ковырял, ковырял… Потом вдруг как давай жрать! Все, думаю. Сбесился боевой дружок. Обратная эволюция, так сказать. От человечка до червячка. Но нет. Как прочухали – все накинулись. Сла-а-адко. Хер их знает, подснежники там или кто. Цветы, короче. Луковичные культуры. Ногтями землю над собой драли, хватали, не жуя лопали. Интересно вот теперь, если ты луковицу сожрал и у тебя из сраки цветочек вырос, то ты кто? Клумба? Или цветкова мама?

Тиниан? Или нет? Погода отличная, видимость идеальная, но поди-ка тут разбери… Сучара в карту уставился. Контуры, наверно, сличает. Она ж контурная. Без названий. Типа «Раскрась сам и покажи дедушке». Отложил. Значит, не сошлось. Значит, поживем еще. И капитан этот в своей рубке живым еще постоит. «Индианаполис»… Красивое название. Крейсер.

Артык… Некрасивое название. Лагерь. Надо ж! Одну лишь буковку поменяй – и будут тебе пляжи с шезлонгами, костры с песнями да задорные крики маленьких пролетариев. А так… Вышки, попки, урки. Начальнички, собачки, колючка. И срок. Что значит, за что? За измену Родине в извращенной форме в военное время в особо крупных размерах. Потому что с такого-то по такое-то не в рядах ты с оккупантами воевал, а в шайке с хер знает кем. Не партизан ты, а куртизан политический, проститутка, блядь, предатель, наймит вражеский, холуй, полицай! Где свидетели? Где бумаги? А?! Кто докажет, что эшелоны под откос немецкие ты пускал, а не наши? Где написано и подписано, что пули да осколки в грудь да в брюхо от них ты получил, не от нас? А?! Вот свидетели. Вот бумаги. «Сим доношу, что такой-то…» Ты, сволочь! «Сим заверяю, что вышеупомянутый…» Про тебя, падла! С-сиди, с-сука и не вякай больше, пр-ропидор!..

Вставай, брат. Имеешь возможность оправдаться и искупить. Переодевайся. Вон тот танк – твой. Вот этот командир – твой. Вон те бугры на горе – япошкин укрепрайон. Завтра, с рассветом. После артподготовки. А сегодня – на-ка вот тебе, выпей…

… Выпили ссаки ихней горячей по полнаперстка. Потом инструктаж на завтра. Господин полковник Тонука Каноэ, замкомдив, долго не рассусоливал. Задачу поставил тремя словами. Долететь, обнаружить и уничтожить. Последний самолет, последняя горючка, последняя взрывчатка – все нам. Мы обязаны. Ты обязан, Сучара. Боги любят, когда в огне ты падаешь с неба. Ты обязан, Ноутбукэ. Боги знают, что ты знаешь, как надо мстить. Ты должен, русский. Твой бог, если он у тебя есть…

Есть! Он! Сверился Сучара и карту не отложил. Отбросил. Лицо ко мне повернул. Видел я такое лицо. Не раз. И у меня такое лицо. Наверно. Понял тебя, братан, не трать… Он, остров. Он, крейсер. Да, вижу, подходит уже. Привез. Серый, хищный, огромный. Беременный. Даже очень.
- … Да, оцень много. Сто, двести тысяць смертей. Корабрь привезет, на острове соберут, в саморет погрузят. Необыцьная, не такая, как раньсе, бомба. Церый город убивает. Зенсины, старые рюди. Дети. Допустить нерьзя. Нет. Рюбой ценой уницьтозить…

Сбить. Поджечь. Расстрелять. Со всех сил старается. Как руки, сволочь, трассы свои к нам тянет. Испугался, сука. Боишься, сука. Сдохнешь, с-сука! Держи, Сучара!!! Держи!!! Курс!!! Держи!!! Так!!! Та-а-ак их мать носом в рот!!! Курс!!! Хер с ним!!! Хер с ним, что убило!!! Ты курс держи, братан!!! Ку-у-урс!!! Держи-и-и!!! Бог есть!!! Не фраер!!! Не дрыгайся, братан!!! Не вались!!! Делай!!! Делай их!!! Мужик!!! Один!!! Мудрый!!! Сказал!!! Де…

…лай, что должен.
И будь, что будет.

'С утра никогда не знаешь - какой рядовой тебя сегодня уволит'
От bedal
К И. Кошкин (24.08.2011 14:12:54)
Дата 24.08.2011 15:18:17

не, пиндосование не в моде. Пусть цыгана реднеки замочат - они могут, и зрелищно (-)
От И. Кошкин
К bedal (24.08.2011 15:18:17)
Дата 24.08.2011 16:28:51

В фильме должен быть пазитифф (-)
От bedal
К И. Кошкин (24.08.2011 16:28:51)
Дата 24.08.2011 17:06:06

все умерли - это ж самый пазитифф. А выживет НКВДшник

где-нибудь в голландии. В виде пожилого трансвестита, главы обширной однополой семьи, лелеемый внуками.
От Vold
К И. Кошкин (24.08.2011 16:28:51)
Дата 24.08.2011 16:42:43

Тогда пусть едет в Австралию, воровать кенгуру (-)
От СБ
К И. Кошкин (24.08.2011 14:12:54)
Дата 24.08.2011 15:10:00

Вы, похоже, втайне любите нынешние фильмы правайну и хотите о них поговорить? (-)
От М.Токарев
К И. Кошкин (24.08.2011 14:12:54)
Дата 24.08.2011 14:40:17

Именно ЭТО хотел еще в 1990-х выдавить из себя Анатолий Рыбаков. Но не успел...

Доброе время суток!

Вот отрывок из мемуара вдовы Рыбакова Татьяны:

"О том, что он начал обдумывать новый роман, Рыбаков объявил в конце книги мемуаров. Пора приступать к делу. На зеленой папке вывел синим фломастером название «Сын» - это уже третье поколение «Детей Арбата». Но пока в той папке лежит всего две страницы...
На второй странице - список действующих лиц, их возраст, начатки сюжетных линий. В 1996 году Максиму и Нине Костиным, героям «Арбатской» трилогии, по 85 лет. В «Прахе и пепле» говорится, что в 1938 году Костины усыновили двухлетнего Ивана - сына Лены Будягиной и Юрия Шарока. В середине 50-х, когда началась реабилитация «врагов народа», Иван случайно узнает, что он - приемный сын. Нина расскажет ему о матери, до нее дошли слухи, что Лена погибла в лагере. О Шароке ей толком ничего неизвестно, кроме того, что он был кадровым сотрудником органов. Перед войной будто бы обосновался в Париже, потом снова объявился в Москве, жив ли, нет - она не знает.
Иван начинает разыскивать отца. Шаг за шагом он будет распутывать сложную, почти детективную историю.
В 1943 году Шарок по сюжету был заслан в Германию, в городок Заксенхаузен, где стал работать в СС в отделе охраны лагерей. Цель - быть поближе к концлагерю для военнопленных, там в офицерском бараке сидел сын Сталина - Яков Джугашвили. По официальной версии, в 43-м году Яков бросился на проволоку с электрическим током.
У Рыбакова была другая версия: Якова убили не без помощи органов и уже потом бросили на проволоку, инсценируя самоубийство. Сталин не любил Якова, ему не нужен был сын - военнопленный. По замыслу Рыбакова, Шарок должен был участвовать в этой акции, а потом его самого уничтожат как нежелательного свидетеля.
В 1996 году Ивану Костину исполняется 60 лет. У него сын - 35-летний Александр. Экономист, работает в команде Гайдара. Жена Александра старше его на 9 лет. У нее сын от первого брака. Разница в возрасте между отчимом и пасынком - десять лет. Не ладят между собой. Пасынок ушел в бизнес: разборки, перестрелки, погони. Однажды ночью Александр вбежит в квартиру стариков Костиных с криком: «Галиного сына убили!» Так прочерчивается эта линия...

http://shevkunenko.narod.ru/rybakov/tanya/glava258.htm

ПМСМ, если в Ваш сценарий, Иван, добавить "современную линию" о том, как встречаются и сильно дружат народами правнуки ГГ (в смысле, "Главных героев", хотя и другие варианты прочтения аббревиатуры приветствуются): "мент-отморозок" (правнук Разведчика), "тилигент в наследственных очках и шляпе", "чеченец-боксер и еще, мамой клянусь, кандидат физмат наук!" (см. Ю. Латынину), "цыганский рэппер из США" - и отправляются в поход по местам боевой славы прадедов в поисках какого-нибудь "Пенис-Локиса", утерянного охранниками "Заксенхаузена" из "Аня-нербе" - то количество зрителей-копрофагов достигнет вполне себе рейтингово-кассовых показателей.

В действительности всё обстояло совсем не так, как на самом деле.
М. Токарев
От И. Кошкин
К М.Токарев (24.08.2011 14:40:17)
Дата 24.08.2011 14:48:35

Увы мне, вся малина обгажена (-)
От Исаев Алексей
К И. Кошкин (24.08.2011 14:48:35)
Дата 24.08.2011 14:57:06

А я предлагал сына Хрущева

Do not salute me. There are goddamned snipers all around this area...

"Лучше сына Хрущева. Так можно добавить сцену валяющегося в ногах вождя в слезах и соплях кукурузника, умоляющего не резать оступившегося Леньку испанским хватом"(С)

С уважением, Алексей Исаев
От Евгений Путилов
К Исаев Алексей (24.08.2011 14:57:06)
Дата 24.08.2011 16:35:09

сын Хрущева погиб на фронте. Пусть и не в бою, но при исполнении.

Доброго здравия!
>Do not salute me. There are goddamned snipers all around this area...

>"Лучше сына Хрущева. Так можно добавить сцену валяющегося в ногах вождя в слезах и соплях кукурузника, умоляющего не резать оступившегося Леньку испанским хватом"(С)

А второй сын, вобщем, тоже не сваливал на Запад при развитом социализме и страну не хаял. Страна раньше развалилась, чем он о ней криво сказал.

>С уважением, Алексей Исаев
С уважением, Евгений Путилов.
От И. Кошкин
К Евгений Путилов (24.08.2011 16:35:09)
Дата 24.08.2011 16:38:30

Разве не в бою? Он ведь, кажется, был сбит на истребителе, тело нашли...

Я вас приветствую! Хррр. Хрррр. Ххуррагх!

то ли в 90-е, то ли в начале 2000-х

И. Кошкин
От Евгений Путилов
К И. Кошкин (24.08.2011 16:38:30)
Дата 24.08.2011 17:25:39

терли на форуме. Вроди все же авиакатастрофа, а не бой. Но не умаляет. (-)
От AFirsov
К И. Кошкин (24.08.2011 16:38:30)
Дата 24.08.2011 17:12:30

В том и дело, что ничего не нашли - ни тела, ни самолета, а поиски были суровые (-)
От И. Кошкин
К Исаев Алексей (24.08.2011 14:57:06)
Дата 24.08.2011 15:00:28

Да кто из фокусной группы знает, кто такой хрущев? (-)
От wolfschanze
К И. Кошкин (24.08.2011 15:00:28)
Дата 24.08.2011 15:19:38

Знают)))

--Кузькина мать)))
Широко распростирает химия руки свои в дела человеческие
От И. Кошкин
К wolfschanze (24.08.2011 15:19:38)
Дата 24.08.2011 15:51:39

Знают те, кто лурку читают (-)
От Alex Medvedev
К И. Кошкин (24.08.2011 14:12:54)
Дата 24.08.2011 14:36:20

В нынешних сериалах про войну нет ни Сталина, ни штрафбатов, а урки у немцев.

Так что сценарий отстал лет на 5 от нынешнего положения дел.

Он скорее к Михалкову обращен.