Вопрос топикстартера был про грамотность призывников в ПМВ
А не про грамотность личного состава действующей армии
>Так не было в ПМВ дивизий народного ополчения. В действующую армию направляли сначала ранее служивших, а затем обученных в запасных полках, в том числе и грамоте.
А вот старый большевик Иван Петрович Павлов вспоминал нечто другое:
«Наша новая рота состояла сплошь из необученных ратников ополчения. На их фоне мы выглядели «профессорами» и потому сразу были назначены на командные должности. Я, например, вплоть до возвращения Савицкого из госпиталя командовал отделением. Савицкий же, как и обещал, назначил меня ротным писарем. Поганая, надо признаться, была эта должность! Ротный писарь воюет наравне с другими солдатами, но после боя, когда все отдыхают, должен собрать сведения о потерях и доставить их в штаб батальона или полка. Товарищи сидят в окопах, а ты, бывало, под вражеским огнем, бегом или ползком несешь донесение в штаб. Не мудрено, что к осени 1915 года из 16-ти писарей в нашем полку осталось только два, да и я был контужен. У нашего брата была только одна «привилегия» — писарей не посылали ни в разведку, ни на работы. В общем, писаря завидовали солдатам, и многие просились в строй. Но грамотных людей тогда было мало, а убыль среди писарей — высока...
...Читал неграмотным солдатам письма из деревни. Все эти сведения, плюс информация газеты, которую получал наш ротный, давали мне обширный материал для бесед с товарищами на политические темы»
Тов. Чубайс является смелым, волевым и решительным комиссаром
>А вот старый большевик Иван Петрович Павлов вспоминал нечто другое:
Вот что пишет Павлов - ратник, не проходивший ряды войск:
"В конце октября 1914 года по повестке воинского начальника мы, языковцы, явились в Уфу и там получили назначение в 144-й запасный батальон, который готовил и отправлял маршевые роты на русско-германский фронт."
.....................
"Наступил 1915 год. К началу февраля была сформирована очередная маршевая рота в 250 человек. Солдатам выдали новое обмундирование, назначили взводных командиров, фельдфебеля; роту стали обучать уже отдельно от остальных. Командиром роты был назначен подпоручик Савицкий, который только что закончил юнкерское училище. Меня в списках роты поначалу не было – "свои" люди шепнули, что меня собираются оставить при штабе батальона, и в интересах подпольной работы это меня вполне устраивало. Но в начале марта Савицкий сообщил, что я тоже еду на фронт – в офицерском вагоне, в качестве ротного писаря.
Дорогой Савицкий рассказал, почему меня не оставили при штабе батальона, предварительно сообщив, что сам он – социал-демократ-меньшевик. Оказалось, что в Уфе меня узнали шпики и внимательно за мной приглядывали, благо штаб моей роты помещался прямо напротив сыскного отделения. К тому времени я уже больше двух лет жил легально и от слежки не берегся настолько, что порой нахально заходил в сыскное позвонить, пока в роте не было телефона. Сыщики без труда установили, что я служу ротным писарем, и сообщили об этом "по профилю" – в Губернское жандармское управление (сами они занимались уголовниками), которое, в свою очередь, направило нашему генералу подробную справку о моем революционном прошлом. Называя меня "крайне неблагонадежным", жандармы требовали отправить меня на фронт с ближайшей маршевой ротой и там "содержать только в окопах". Эту справку Савицкий мне в поезде и предъявил. С такой "путевкой в жизнь" я попал на фронт."
Как видим, даже выгнав на фронт раньше срока, его обучали 5 месяцев.
"На месте Савицкому дали другую роту, и он в нее забрал несколько человек, включая меня. Мы попали в резерв 2-го батальона 147-го пехотного полка, жили в палатках на берегу Вислы, против городка Червинска, в паре километров от передовой.
Наша новая рота состояла сплошь из необученных ратников ополчения. На их фоне мы выглядели "профессорами" и потому сразу были назначены на командные должности. Я, например, вплоть до возвращения Савицкого из госпиталя командовал отделением. Савицкий же, как и обещал, назначил меня ротным писарем."
А это уже сплошное вранье. 147-й Самарский полк был кадровым, на фронте с первых дней войны. Рота не могла состоять сплошь из ратников ополчения. Этот писарь не мог быть "профессором" на фоне кадровых солдат, уже имеющих за плечами 8 месяцев боев. А ратники из пополнения могли быть только из его призыва (приказ от 22 сентября 1914) или даже более раннего (от 22 июля 1914). Призыв по приказу от 2 января 1915 г. еще только поступил в запасные полки.