<НОША МОЯ ЛЕГКА:>
В поисках воспитательной идеи
Инна КАБЫШ
Легко ли быть учителем? <Лёгко!> - переходя на сленг, отвечу я.
Представление о том, что профессия учителя <труднейшая>, перекочевало в наши дни из советских времён, когда так оно и было.
Рухнул строй, исповедовавший <учёт и контроль>, и учителя остались предоставлены сами себе, как дети, у которых <взрослые ушли>.
Вслед за <учётом> и <контролем> в Лету канули и другие понятия, но не <проституция> и <туберкулёз>, как предполагал поэт, а
<начитанность> и <воспитание> например.
Сегодня учитель может читать со своими учениками <Что делать?>, а может - если он с собственной школьной скамьи не любит
Чернышевского - НЕ читать.
Может писать СОЧИНЕНИЯ, а может - если он не жалует плюрализм мнений - ИЗЛОЖЕНИЯ.
Может писать ДЕСЯТЬ изложений в год, а может - если он вообще не обожает проверять тетради - ДВА.
<Хорошо!> - как сказал всё тот же поэт.
То же, если не <лучше>, и с воспитанием.
Сегодня, смекнув, что у детей, как правило, есть родители, а у страны, как исключение (из других стран), нет национальной идеи,
можно превратить воспитание в набор праздничных мероприятий: 1 сентября, Новый год, День святого Валентина, Масленица, 1 Мая. И это
не только легче, но и логичней .
Действительно, если у народа нет национальной идеи, то есть представления о том, ЗАЧЕМ быть, то не может быть и идеи воспитания, то
есть представления о том, КАКИМ быть.
На нет, как говорится, и суда нет, но это не ответ.
И, мучимая поиском идеи, дела, вокруг которого можно было бы строить воспитательную работу сегодня, я обратилась к своим друзьям с
просьбой вспомнить, на чём воспитывали их: а вдруг и в сфере идей новое - это хорошо забытое старое, думалось мне.
Надо заметить, что возраст моих друзей - дистанция огромного размера: от 30 до 70.
И что характерно, каждый из опрошенных вспомнил идею, на которой его воспитывали, мгновенно, так, видимо, крепко она в него вошла
(гвозди бы делать из этих идей).
Одна моя подруга, учившаяся в сельской местности, поведала, как вся их школа стройными рядами отправлялась - в зависимости от
сезона - то выпалывать сурепку, то выкапывать морковь, то собирать яблоки: это называлось <трудовое воспитание>.
У другой школа носила имя ...ской дивизии, и они ходили по местам её боёв, шефствовали над ветеранами, обустраивали школьный музей
боевой славы: это называлось <военно-патриотическое воспитание>.
У третьего в школе был клуб интернациональной дружбы, и мой приятель с другими юными интернационалистами переписывался со своими
зарубежными сверстниками, устраивал слёты и конкурсы плакатов типа <Два мира - два детства>.
Четвёртый был командиром тимуровского отряда.
Пятый:
В общем, процесс шёл.
Оно и понятно.
У нации была идея - построение коммунизма.
Государство <заказывало> школе воспитание его строителей, и школа - в меру своей продвинутости или ПРИдвинутости (к земле,
например) - осуществляла это на практике.
Нынче всё разделилось <в доме у Облонских>: каждая семья воспитывает ребёнка исходя из собственного представления о том, <что такое
хорошо и что такое плохо>.
Учитель, от которого ни государство, ни семья не требуют воспитания, стал похож на продавца супермаркета: выдаёт знания и получает
деньги (если учительскую зарплату можно назвать деньгами).
Повторяю, учителю нынче легко.
ТАКОМУ учителю.
Ну а другому?
Такому, который не желает переквалифицироваться в продавцы, который упорно хочет не просто набивать головы, но лепить души?
Такому ещё легче.
Поясню. Поскольку нынче не на что опереться СНАРУЖИ, ему ничего не остаётся, как явить идею ИЗНУТРИ, то есть самому стать ДЕЛОМ,
способным объединить детей.
Личность учителя - вот единственная воспитательная идея нашего времени.
Здесь следует уточнить.
Личности в школе были всегда. И в самые монолитные советские времена, когда идея жёстко спускалась сверху, были люди, воспитывавшие
детей не ею и не своим предметом даже, а самим фактом своего существования.
И всё же, всё же, всё же...
Когда ИДЕЯ отсутствует, пустоту заполняет ЛИЧНОСТЬ, как амбразуру дота - в отсутствие боевой техники - тело Александра Матросова.
Сегодня учитель, если он не торгующий в храме под названием <Школа>, остался со своими учениками один на один, потому что всё -
идеи, контроль, снаряды - кончилось и дышит <почва и судьба>.
:Помнится такое, когда ТЕЛО учителя становилось его ДЕЛОМ, уже было. И это было легко.
Он сам признавался: <Иго моё благо, и ноша моя легка:>
