Мало найдется областей человеческой деятельности, где бы так переплетались и сталкивались различные, зачастую противоположные
интересы, как в школе.
Самый очевидный и всем памятный конфликт школьных интересов - "учитель-ученик". Это загадочное и вечное противоречие школы. Казалось
бы, устремления сторон едины: одна хочет дать знание, другая намеревается их получить. Но на пути к этой единой цели одна из сторон
вот уже не одну тысячу лет создает преграды, требующие от другой стороны нечеловеческих усилий для их преодоления. Все методы
воздействия учителя на ученика, начиная от пресловутой розги до новейших педагогических методик, не появились бы на свет, если бы не
извечное отчаянное сопротивление детей, которые, оказавшись в школе, испокон веку вели себя, словно партизаны на оккупированной
территории, где все средства хороши. Всего Нобелевского фонда не хватит, чтобы вознаградить человека, который догадается наконец,
почему это противостояние неизменно возникает там, где процесс передачи знаний оказывается поставленным на более или менее
постоянную основу. Среднестатистический школьник похож на человека, который, оказавшись в кресле парикмахера, начинает крутиться,
исподтишка прятать ножницы, ломать расчески и портить распылители лака, а потом уходит чрезвычайно недовольный неудачной прической.
Так, самые нерадивые ученики обычно отзываются о школе очень пренебрежительно: "Разве здесь дают знания?" В их представлении есть
такие идеальные школы, где работают истинные профессионалы, которые вкладывают знания в головы детям, не заставляя их напрягаться.
Упрощенно схему взаимоотношений учителя и ученика можно представить как взаимоотношения заказчика и поставщика услуг по передаче
знаний. На самом деле это не совсем так. Настоящими заказчиками являются родители. И здесь мы сталкиваемся со вторым конфликтом
интересов - "учитель-родитель". Теоретически, родитель должен быть самым верным союзником учителя в борьбе с имманентным нежеланием
ребенка прикладывать усилия к овладению знаниями. На деле же отношения "родитель-учитель" сродни позиционной войне.
Как и в любом конфликте, причиной тому является негибкость одной или обеих сторон. Как правило, родители понимают необходимость
оправданной строгости учителя по отношению к ученику и даже просят учителя быть пожестче; однако редкое родительское сердце не
дрогнет от обиды при виде вереницы двоек или грозного замечания в дневнике. Ярким примером этой двойственности может служить одна
мама, работающая в школе уборщицей. Она ходила за мной по пятам, уговаривая быть с ее Машей, распущенной и обленившейся
старшеклассницей, потребовательнее и при необходимости не скупиться на двойки. И вдруг я стала свидетельницей ее громкого, почти
скандального объяснения с другой учительницей. Та говорила, что уже давно не видит на своих уроках Машу, что она попросту
прогуливает. "Конечно, прогуливает, - запальчиво восклицала мать. - А что же ей еще делать - вы ее так запугали двойками, что она
боится к вам на уроки ходить!"
Однажды в школе сложилась тяжелая ситуация: четверо девятиклассников так затерроризировали учителей, что молодая, хотя и очень
сильная профессионально словесница, подала заявление об уходе. Расстаться с ней было обидно, решили приструнить распоясавшихся
ребят - лишили их на неделю права посещать уроки русского языка и литературы, но обязали сдавать задания. Надо сказать, в таких
случаях меры воздействия со стороны школы очень ограничены, что и показал последующий педсовет с участием родителей.
Я сама учила этих ребят и знаю, как изощренно они могли унизить учителя, беспомощного перед их грандиозным хамством. Об этом и шла
речь на педсовете. Мама одного из заводил молча слушала, а потом взорвалась: "Я слушаю и не понимаю, о чем вы тут говорите? Да как
вы вообще могли не пускать Сашу на уроки? Какое вы имеете право? Что он такого сделал? Он что, взорвал что-нибудь, чтобы его так
наказывать? Вы должны его учить, а кто не умеет учить, пусть убирается из школы".
Справедливости ради надо сказать, что это выступление заставило онеметь не только представителей школы, но и родителей других
бузотеров.
Учитель всегда вызывает у родителя подозрения по двум аспектам: некомпетентность в предмете и несправедливость по отношению к
ребенку. Даже если родители профессионально очень далеки от предмета, они все равно считают себя экспертами. Мама-бухгалтер
возмущается требованиями учительницы истории: "Я сама проверяю мальчика по каждому параграфу, он знает и имена, и даты. Но у него
всегда четверки". Я попыталась объяснить, что учительница хочет получить ответ не на вопросы "Что? Где? Когда?", а на вопрос
"Почему?". Мама, живущая в царстве цифр и фактов, пожала плечами: "А это еще зачем?"
Я уже не говорю о том, что большинство родителей, даже те, кто знает по-английски только "йес, ит ыз", придирчиво оценивают
учительницу, в основном по позиции "произношение", и выносят жесткий вердикт. Ну а если профессиональная область родителя близка к
предмету, спасения не жди. Меня, как маму, всегда удивляла эта брюзгливость специалистов: если ты физик, то тебя меньше всего должна
волновать квалификация школьного физика, ты-то как раз всегда можешь подправить его упущения. Волноваться должны другие родители -
историки или художники.
Это состояние позиционной войны зачастую мешает родителям стать настоящими союзниками школы, как должно было бы быть в идеале.
Затаенная обида и повышенная требовательность приводит к тому, что родители с неосознанным злорадством следят за педагогическими
провалами, даже если это связано с их собственным ребенком. Я наблюдала такую ситуацию в знакомой семье. Алиса, очень развитой, но,
как часто бывает в таких случаях, очень сложный ребенок, начала школьную карьеру далеко не блестяще. Особенно провально все обстояло
с языком, который, кстати, ее мама неплохо знает. К третьему классу по языку вырисовывалась откровенная двойка. Родители пошли по
пути обвинения учительницы, даже объяснялись с завучем. Однажды я спросила Алисину маму: "Почему бы тебе не помочь Алисе с языком?"
Она возмутилась: "А кто мне помогал? Нас учили как следует, вот я и знаю язык". Но разговор этот, видимо, запал в душу, потому что
дома с Алисой начали заниматься, причем очень грамотно, заставляя девочку многое делать самостоятельно, например, работать со
словарем (что лично мне никогда не удавалось с собственными детьми - я просто толкую им незнакомые слова, приучая к иждивенчеству).
И очень скоро Алиса стала отличницей.
Мне могут возразить: а зачем тогда школа, если родителям приходится брать на себя обучение ребенка? Но ведь даже в случае с Алисой
мама не подменила учителя. Она сделала главное - изменила отношение девочки к учебе, объяснив, что это не развлечение, а тяжелый, но
благодарный труд. В идеале такую работу должны проделать все родители, и это вполне доступная задача, независимо от уровня или
профиля их собственного образования. Иными словами, нужно понять, что быть родителем школьника - это тоже тяжелый труд, требующий
кропотливости и терпения. Иначе может получиться как в случае с другой моей знакомой, мамой записной лентяйки и двоечницы. "Что за
школа - ни по одному предмету ничего не задают, причем уже давно", - ворчит простодушная женщина, не дающая себе труда набрать номер
дочкиных одноклассников и выяснить, действительно ли это так.
Вот уже долгое время я представляю собой дуалистическое существо, этакого грифона или кентавра - совмещаю в себе родителя и учителя
одновременно, поэтому и взгляд на школьные проблемы у меня достаточно стереоскопический. В отличие от многих моих коллег я не
склонна обвинять во всех неудачах школы родителей, и вместе с тем, глядя глазами родителя, слишком хорошо понимаю все проблемы
школы. Поэтому сейчас я перехожу ко второй стороне упомянутого конфликта - к учителям, чья негибкость также становится причиной
затяжных военных действий.
Любимой темой длинных разговоров за чашкой кофе в учительской непременно становятся родители, причем, разумеется, они очень редко яв
ляются объектом панегириков. Интересно, что в вину им ставится весь спектр возможных подходов к детям: от полного пренебрежения до
гиперопеки. Самым же большим грехом считается вмешательство в дела школы и учителя, хотя с трибун постоянно декларируется
сотрудничество, идеалом которого является мытье окон в классе или ремонт карнизов. Советы учителю по поводу ребенка недопустимы.
Странно, но в большинстве случаев учителя не хотят знать никаких психологических тонкостей воспитанников, предпочитая массированную
лобовую атаку на класс кропотливой работе с индивидуумами.
Хорошо помню мальчика, при одном взгляде на которого в голове возникало слово "ухоженный", причем это относилось и к его
интеллектуальному развитию. Однако отношения со многими учителями у него не складывались. Дело в том, что для ответа даже на
простейший вопрос ему необходимо было не спеша встать, одернуть пиджачок, набрать полную грудь воздуха и уже после всех этих
процедур дать в большинстве случаев правильный и полный ответ. Некоторые учителя, увы, не дожидались этого ответа, сажая его на
место с вердиктом "Не знаешь, садись". Маме пришлось потратить немало времени, чтобы уговорить педагогов проявить элементарное
терпение и разглядеть в нем старательного, не без способностей, ученика. Англичанка, однако, так и не сдалась. "У меня должно быть
все быстро - встал, ответил, сел. Или не ответил".
Иногда складывается впечатление, что в педвузах не учат возрастной психологии или все выпускники дружно прогуливали этот предмет.
Даже такая известная еще с античных времен категория, как темперамент, не принимается в расчет, не говоря уже о более современных
изысках. Если же при обсуждении ребенка и проскальзывает что-то похожее на психологический термин, то чаще с обвинительной
интонацией: "заторможенный какой-то", "истеричная девица", "слишком возбудимый". Но даже в руководствах по популярной психологии
описание психологических типов часто иллюстрируется примером какой-нибудь яркой исторической личности (например, Робеспьер или
Бальзак); иными словами, это не диагноз, а грань неповторимости. В школе же психологический тип рассматривается чаще всего как
отклонение от нормы - но где она, норма? Может, Урия Гипп?
Конечно, неплохо было бы растормошить того ребенка, о котором шла речь выше, сделать его реакции более быстрыми. Но разве в этом
главная задача образования? И разве нет среди ваших знакомых милейших, но чуточку заторможенных людей, которые даже к выбору между
чаем или кофе отнесутся со всей ответственностью и будут обдумывать это предложение, пока хозяйка не плеснет что-нибудь на свой
вкус? И разве нет сфер деятельности, где такая обстоятельность не только не противопоказана, но даже предпочтительна? Внимательный
тренер оценит физические особенности пришедшего к нему ребенка и поймет, в каком направлении его нужно развивать. В школе же из всех
детей делают интеллектуальных спринтеров, не сообразуясь ни с темпераментом ребенка, ни с потребностями общества.
В этой ситуации учителю мог бы посодействовать профессиональный психолог, а за неимением такового - родитель, но, как я уже сказала,
педагоги, слишком уверенные в своем профессионализме, не склонны советоваться с родителями.
Почему же получается так, что люди, самими обстоятельствами предназначенные для партнерства, так часто встают на позиции жесткого
соперничества и неприятия позиции друг друга, взаимных упреков и настороженности? Ответить можно по-разному. И на эту тему стоит
порассуждать подробнее.
Конфликтами учитель-ученик и учитель-родитель не исчерпывается запутанный школьный узел противоречий, больше даже напоминающий
клубок.
Крайне усложняет ситуацию наличие администрации, которая следит за тем, чтобы учитель добросовестно выполнял свои обязанности, то
есть стоит на страже интересов учеников и родителей, но одновременно должна оберегать учителей от нападок родителей, иначе жизнь
педагогов станет невыносимой и возникнет кадровый кризис. Администрации не позавидуешь. Ее позиция напоминает положение женщины,
находящейся меж двух огней - мужем и собственной матерью. Работая в школе и являясь учителем и родителем одновременно, я находилась
в перманентном состоянии недовольства администрацией, но не могу не признать, что директор и завучи заслуживают самого искреннего
сочувствия.
Из-за спины администрации выглядывает еще одни участник этого клубка противоречий, а именно - государство. Администрация следит за
выполнением государственной программы, стоит на страже государственных предначертаний. Но если вдуматься, то позиция родителей самым
тесным образом должна была бы смыкаться с позицией государства в вопросе школьного обучения. Государство заинтересовано в том,
чтобы: а) дети выходили из стен школы подготовленными к жизни и б) школа обеспечивала преемственность образования, то есть хорошо
готовила к продолжению обучения в средних и высших учебных заведениях. Но разве не в том же самом заинтересованы, причем самым
кровным образом, и родители? Вопрос, однако, в другом: а получают ли они желаемый результат?
Года полтора назад мне посчастливилось посмотреть одну из ночных передач Александра Гордона. Речь шла о школьном образовании. Своим
скучающе-назидательным тоном ведущий объяснял сидящим в студии специалистам и нам, зрителям, что наша школа, будто бы, пошла по
американскому стандарту, став чисто прагматичной, что она, мол, учит, к сожалению, только тому, что потребуется ребенку в будущей
жизни. Помнится, тогда это меня повергло в шок. Во-первых, пусть мне объяснят, в чем явный порок такой системы. А во-вторых, давно
ли уважаемый Александр Гордон контактировал с современной российской школой, причем не в останкинской студии, а плотно, каждый день,
например, помогая ребенку делать уроки и общаясь с его учителями?
Возьмем для ясности два самых прагматичных предмета школьной программы - основы безопасности жизнедеятельности (ОБЖ) и технологию,
или, по-старому, труд. Первый из этих предметов призван готовить ребенка даже не к будущей, а самой что ни на есть сегодняшней
жизни, но выполняет ли он эту задачу? Давайте трезво взвесим: готовы ли наши дети к жизни в современном мире? Все ли они способны
повести себя грамотно в опасной ситуации, не потерять голову, оказать друг другу помощь? Я говорю обо всех детях, не только от
природы наделенных хладнокровием, но и нервных, склонных к панике, а такие, поверьте мне, не в меньшинстве. Для этого нужно не
проповеди читать, а тренировать, причем профессионально. Вот тут-то и появляется проблема.
Как бы хорошо ни были написаны учебники и программы ОБЖ, ведут этот предмет случайные люди. Например, в нашей школе это поручили
делать добрейшей даме глубоко пенсионного возраста, страдающей целлюлитом и запущенной формой учительского синдрома ("я всегда права
по определению"). На уроках в пятом классе она то и дело сбивается на проблемы, которые волнуют ее саму. В результате у нас дома
сложилась такая "веселая" ситуация: стоит мне взяться за что-нибудь на кухне или в ванной, дочка жизнерадостно информирует меня, что
от этого бывает рак. В особенности, конечно, от леденцов, жвачки и кока-колы. Впрочем, рекорды бьют гамбургеры. Половина класса
продолжает с аппетитом поглощать все эти яды, другая половина мучается неврозами различной степени тяжести.
Я убеждена, что этот предмет должны преподавать профессионалы - психологи или люди, работавшие в спецслужбах и знающие, о чем
говорят, не понаслышке. В противном случае лучше отдать этот час в неделю физкультуре, где детей хотя бы попробуют научить владеть
собственным телом в целях выживания.
Основной специальностью преподавательницы ОБЖ является технология. Она ведет этот предмет лет тридцать и все эти годы мучается
комплексом неполноценности: ей кажется, что не все коллеги считают технологию менее важным предметом, чем математику и английский.
Любой намек на это выводит ее из равновесия. Она очень любит выступать на педсоветах с длинными нескромными речами, восхваляя свой
предмет. Однажды она долго говорила о том, что ее уроки помогают даже отпетым двоечникам раскрыть свои таланты. Один из таких
несчастных, на котором все поставили крест, однажды обшил круглую прихватку косой бейкой. "Вот попробуйте сами, - с комсомольским
задором воскликнула она, - сможете ли вы обшить круглое изделие косой бейкой, да еще двойным македонским швом?" Наши размышления о
собственном несовершенстве были прерваны совершенно неприличной репликой из задних рядов. Пожилая словесница, местный enfant
terrible, громким басом изрекла два веских слова: "А зачем?" После мучительной паузы учительница технологии со слезами в голосе чуть
ли не закричала: "Зачем? А хотя бы мелкая моторика пальцев!"
Что-то меня настораживает в этой мелкой моторике, возводимой в абсолют. Ее напрямую связывают с умственным развитием, но что-то не
верится, будто Нильс Бор был способен обшить круглое изделие косой бейкой. Вместе с тем одна из моих учениц, девочка с
непреодолимыми проблемами в обучении, обладает каллиграфическим почерком и является чемпионкой школы по бисероплетению.
Однажды восьмиклассники разговорились со мной на перемене. "Зачем, - спрашивали они меня, - мы ходим на технологию? Кто в наше время
шьет?" Одна девочка рассудительно сказала, что они с мамой подсчитали: шить невыгодно, это дороже, чем купить даже недешевую вещь.
Единственное, что изменилось с моих школьных времен в преподавании "труда", это деление классов - раньше оно производилось по
половому признаку, мальчики пилили, девочки шили. Теперь делят по списку пополам: половина алфавита отправляется в мастерскую, где
стоят, слава Богу, неработающие станки, половина идет в кабинет домоводства. С одной стороны, торжествует феминизм, с другой
стороны, ни один из полов не получает тех знаний, которые действительно могут пригодиться в современном доме. По-прежнему учиться
мыть окна, красить рамы и чинить замки им так или иначе придется дома, зато школа потратит кучу времени, чтобы познакомить их с
забытыми искусствами построения выкроек и фигурного выпиливания.
Как-то я забыла собрать дочери все необходимое для урока технологии, а она, конечно, не позаботилась об этом напомнить. Урок был
посвящен ткачеству. На листе бумаги с помощью нитки и иголки пятиклашки должны были воспроизвести различные способы переплетения
нитей. Дочке пришлось выпрашивать нитку и иголку у одноклассников. Заметив это, учительница вновь испытала знакомый укол самолюбия.
Почувствовав неуважительное отношение к предмету, она принялась бранить нерадивую ученицу, закончив отповедь знаменательной фразой:
"Можно подумать, в жизни тебе не пригодится ткать!" В самом деле, куда в наше время без умения ткать?
На следующий урок было велено принести кусок ваты и круглый предмет, могущий послужить прообразом веретена...
И вновь встает глобальный вопрос: чей же заказ выполняет школа? Может, государству нужно, чтобы выпускники поголовно владели
навыками выпиливания и шитья фартуков? Или этого требуют родители? Почему-то на оба эти риторических вопроса напрашивается
однозначный отрицательный ответ. Похоже, что все остается так же, как 30-40 лет назад, только потому, что слишком хлопотно
пересматривать программы и готовить учителей по-новому.
Где-то мне довелось прочитать, что школа - самый консервативный общественный институт, потому что она сама себя воспроизводит. Какие
бы новаторские принципы ни провозглашали те, кто обучает будущих педагогов, на них давит собственный опыт школьного ученичества.
Признать себя недостаточно или неправильно образованным трудно и даже невозможно - какое же право я тогда имею учить будущих
учителей? Значит, и сейчас - 20, 30, 40, 50 лет спустя - надо учить детей тому, чему учили нас - слава Богу, неплохо получилось.
Составительница хрестоматии для чтения, стараясь шагать в ногу со временем, с гордостью вставит в книгу отрывки из "Гарри Поттера",
но не забудет и неувядающего "Янко-музыканта", даже не потрудившись проанализировать, нужен ли современным детям злободневный
фельетон польского писателя XIX века. Присутствие в хрестоматии этого произведения Генриха Сенкевича вообще не подвергается
сомнению: дети всегда читали "Янко-музыканта" - должны читать и сейчас.
Если средний ученик испокон веков отличался ленью и хитростью, то родители исторически всегда были союзниками учителей, потому что
знали, в том числе и исходя из собственного опыта: учитель дает их чаду своего рода капитал, который поможет встать на ноги,
утвердить себя в обществе, и отталкивать это благо от себя неразумно. Можно было бы гневно обрушиться на современных родителей,
которые не хотят этого понимать, но их претензии к школе не всегда беспочвенны. Школа же отказывается видеть в родителе "заказчика",
настаивая на своем безраздельном праве определять, чему и как учить.