22:39 / 15.06.16 Ценности и интересы + T -Четвертая книга "Русской идеи". Глава двадцатая, заключительная. Передумал. Вернее прислушался к голосу читателей. Нет, не прозвучал для них " Засадный полк " как торжественный заключительный аккорд моей затянувшейся оратории. А мне важно, чтоб прозвучал. С самого ведь начала (см. Введение к первой книги Русской идеи) задуман был этот проект как интерактивный. Предлагался читателю сырой, только что из-под пера, так сказать, неотесанный тест, а он уж решал его судьбу. Так вот, несмотря на кучу комментариев и экстраординарное для такого несоблазнительного, скажем так, текста число просмотров (10500 в Снобе), несмотря на точное его соответствие теме этой четвертой книги (поиску союзников для послепутинской революции), не расслышал я в откликах читателей на "Засадный полк" ни малейшей прощальной торжественности, подобающей расставанию с многолетним совместным проектом. Пробую поэтому снова. Толчок этой последней моей попытке дал интересный коллаж, сделанный, как я полагал,. Андреем Пионтковским из двух высказываний Прилепина. Кто такой Захар Прилепин читатель, я надеюсь, слышал. Русский писатель, увенчанный всеми возможными российскими литературными премиями, включая Букера, национал-большевик-лимоновец и постоянный член Изборского клуба (в сети имеет устойчивую репутацию "фашиста"). Довольно, согласитесь, неортодоксальное для России сочетание. Я процитирую здесь этот коллаж целиком, хоть он и некороткий, близко к тексту и стилю Прилепина лишь с незначительными сокращениями. Вот что писал он в 2013 году: "Как было бы приятно, если б Украина вернулась через год, или там через три, сырая, босая, обескураженная, с застуженными придатками, осатаневшая от случившегося с нею". Прошло три года и вот что пишет он о той же Украине в 2016 году: "Ее наши потуги смешат, боли она не чувстсвует, страха нет, бедности не боится... Основная причина -- это четкое и безумное осознание борьбы с той силой, которая, как оказалась,всегда тяготела над Украиной, и сила эта -- Россия! Они почуствовали, что не просто страстно хотят, но наконец и могут победить ненавистного "старшего брата", но и навсегда отбить охоту у него стать "старшим братом" Украины. И когда их многовековая мечта осуществится, они посмотрят на это безобразное, огромное, тяжелое образование Российской империи сверху вниз. И, возможно, даже ускорят время распада этой подлой державы, тысячу лет присваивающей их право на славу, их государственность, их культуру! Ради такого дела они готовы пожертвовать многим и многим. Украина слишком долго ждала этого, она,по сути, именно сегодня отвоевывает свой вожделенный суверенитет, свою новую мифологию. Украинцы чувствуют себя древними греками, они часто ведут себя, как вели россияне в страшные моменты истории. Ставки их не просто высоки, они абсолютны! Патриотический подъем в Украине по отношению к нашему на 10 баллов, на 1000 децибел и на 2000 ватт мощнее!.. Сколько угодно можно кричать о том, что скоро вся Украина будет сидеть на лежанке под Львовом, и Порошенко повесят свои же. Украину это только смешит. Она боли больше не чувствует! СТРАХА НЕТ! ... Это будут "киборги"! Мы лично видели, как воюет украинский солдат... Он воюет даже тогда, когда у него нет питания, нет связи и когда офицеры оказались дураками... То, что украинцы были в Отечественную вторыми из всех народов СССР по количеству Героев Советского Союза на душу населения -- надо помнить!.. И это дети и внуки тех же героев и бесстрашных солдат -- воюют теперь против России! Так что все эти ваши слова, ваша снисходительность на тему, что "скоро вы, братья-хохлы, заплачете, когда поймете, что карман дыряв, а в Европе вы не нужны", все это гроша ломаного не стоит. В гробу они видали вашу снисходительность.... Мира не будет!" Пионтковский по диссидентскому своему статусу не упустил, ясное дело, повода поиздеваться над "перерождением" закоренелого изборца. Озаглавил свой коллаж "Мыслизмы омоновца-самородка". И сопроводил ядовитым послесловием: " Ай да Прилепин! Ай да сукин сын! Кого можно поставить рядом с ним в Европе? Умри Захар, лучше не скажешь. Что в 2013, что года через три". Все вроде бы правильно. Уж очень нерукопожатный парень этот Прилепин. несмотря на все свои регалии. Тем более, что уже и покаялся он за так некстати вырвавшийся у него вопль. Сам читал покаяние в его блоге в ФБ. Ответил он, правда, украинской прессе, где, повидимому, и появился впервые этот убийственный для него коллаж, "разоружился перед партией". Ведь генсек его партии, Лимонов, уже сформулировал генеральную линию, целую книгу опубликовал под названием "Киев капут!". И про "трусливых хохлов" там больше, чем достаточно. Даже о Надежде Савченко подзаборное "не мужик и не баба", Как вписывается в эту дичь Прилепин со своим нечаянным гимном отчаянной храбрости украинского солдата и вообше украинского патриотизма, который, оказывается, "на 10 баллов, на 1000 децибел и на 2000 ватт мощнее нашего", имперского?Каялся, правда, Прилепин неловко. Да, признался, написал про "пассионарный взрыв" на Украине. Но во-первых, это было давно, во-вторых, вырвано из контекста, в-третьих, читали невнимательно. И вообще, "если бы вы и впрямь были так сильны, не носились бы с этой статьей" . Невольно вспоминается старый анекдот о коммунальной соседке, разбившей одолженный кувшин. Во-первых, оправдывается она, он уже был разбит, когда она его одолжила, во-вторых, она его не разбивала, а в-третьих, вобще вернула его целым. Но дело не в анекдотических оправданиях Прилепина. Дело в том, что писательским своим чутьем почувстовал он на поле боя нечто, чего не понял никто из его однопартийцы. А именно, что за свободу и независимость своей страны, за честь свою и человеческое достоинство, за ЦЕННОСТИ на ученом языке (есть даже целая наука о ценностях, аксиология) будут драться украинские солдаты, не жалея жизни сколько бы ни втолковывала им российская пропаганда, что сражаются они на самом деле за ИНТЕРЕСЫ --то ли пиндосов, то ли отечественных олигархов, то ли тех и других вместе. Оказалось, что народ, поднявшийся за свободу, не обманешь. И еще важнее, оказалось, что российские политики просто не понимают языка ценностей. Что единственный доступный им в политике язык исчерпывается вопросами "кому выгодно?" и "в чьих интересах?". Тот самый язык, на котором написаны все нацистские мифы -- от "масонского заговора" до "сионских мудрецов". Да, древние тоже этот язык понимали. Но понимали они и язык ценностной (достаточо перечесть Перикла), да и не зря же вспомнил Прилепин о древних греках. Проблема путинцев в другом: они уверены: что ценностного языка НЕ СУЩЕСТВУЕТ. И реальные политики говорят только об интересах, а если толкуют о каких-то "ценностях", то либо для отвода глаз, либо потому, что лохи. Поэтому и убеждены, например, что "арабскую весну" 2011 года придумали на самом деле американцы, просто не понимая, что результат может противоречить их интересам. Одним словом, лохи. Одно непонятно: как продули они этим лохам "холодную войну"?! Так или иначе, поведение украинских солдат, нечаянно воспетое Прилепиным, не укладывается в эту привычную "парадигму интересов", если можно так выразиться. Он ведь сравнил его с поведением не только древних греков, но и "россиян в страшные моменты истории". И, даже каясь, не забыл упомянуть про "пассионарный взрыв" в Украине. Читайте: говорят украинцы как раз на том ценностном языке, которого не понимают российские политики. Они живут в другом мире. Впрочем, я упростил проблему. Путинские политики не просто не понимают ценностного языка, они понимают, что не понимают его и что это опасно. И пытаются выдать свое непонимание за "особый путь" понимания. Согласно "Стратегии безопасности РФ" (2015), например, свобода и права человека объявляютя "традиционными ценностями России". Несмотря на то, что дети учат в школе русскую классическую литературу, которая буквально кричит, что действительная традиция России -- ПРОИЗВОЛ И ОТРИЦАНИЕ СВОБОДЫ. Но не может ведь и такая беспардонная и беспомощная манипуляция скрыть факт когнитивного диссонанса. А важен этот диссонанс и впрямь первостепенно. Ибо, пока не заговорим мы на одном языке, "мира не будет!", как признался Прилепин Да что там Прилепин, Библия учит: "А жизнь и смерть ваша в вашем языке". Так откуда же эта лингвистическая проблема российской власти? Из какого мира она произошла? Где посеяна буря, которую мы пожинаем? Попробуем разобраться. ПРЕДЫСТОРИЯ Начинать, увы, придется издалека. Тридцатилетняя война католиков и протестантов закончилась в середине XVII века скверным компромиссом. Вестфальский договор 1648 года гласил: "Чья власть, того и вера". Не предусматривался в нем, иначе говоря, ни гарант нового миропорядка, ни общепризнанная шкала ценностей. Мир фрагментировался: каждый за себя и никто за всех. Решала сила. Крупнейший современный специалист в области международных отношений Кеннет Волтз определил этот вестфальский мир как "беззаконную анархию". Другой эксперт Роджер Мастерс остроумно назвал свою книгу "Мировая политика как первобытная политическая система". Впоследствии система эта получила более благозвучные названия: "баланс интересов" и Realipolitik, но первобытная ее суть от этого не изменилась. Так и формулировал самый влиятельный из ее современных гуру Ганс Моргентау в своем знаменитом труде "Политика наций": "Государственные деятели мыслят и действуют в терминах интереса, определяемого как сила. И постольку мировая политика есть политика силы". Но ведь это и есть анархия: циник сказал бы: у кого больше железа, тот и прав. В африканском племени Нуэр, сохранившемся благодаря изоляции от мира, говорили туземцы проще и ярче: "правда -- на кончике копья". Иногда в этот застоявшийся "вестфальский мир" врывались как метеоры демонстративные "нарушители баланса", которым удавалось на время доминировать Европу. Либо потому, что были сильнее всех, либо потому, что воображали себя самыми сильными, как тараканище из сказки Чуковского, а остальные не смели это проверить. Самыми яркими представителями обеих этих разновидностей гегемонии --реальной и воображаемой --были в XIX веке Наполеон и Николай I. В ту пору, впрочем, великие державы умели еще, объединяясь, общими силами устранять таких гегемонов. Как правило, однако, "нарушать баланс" позволялось, не лишь договорившись предварительно с другими и пообещав им кусок потенциальной добычи. На протяжении всего XIX века "нарушали баланс" обычно за счет деградирующей на задворках Европы Оттоманской империи (раздел Африки не в счет, там никто ничего не "нарушал", Африка считалась ничейной). Эта гигантская евразийская и евроафриканская империя (я назвал ее в трилогии "Турецкой Московией" потому, что так могла бы выглядеть и Россия, не разверни ее вовремя лицом к Европе Петр) была самой легкой добычей. Откусывали от нее кусок за куском, начиная с греков, добившихся в 1820-е при помощи Европы независимости, и французов, откусивших в 1830-е Алжир, и все равно до самой первой мировой войны хватило.
И все-таки по мере того, как к ХХ веку раздел Африки подходил к концу и "опоздавшие на сафари" нетерпеливо топали ногами, все явственнее становилось, что великие державы скоро начнут "нарушать баланс" друг за счет друга. В воздухе запахло большой войной. Никакого механизма ее предотвращения в "вестфальский мир" международной анархии, естественнно, встроено не было. Самые дальновидные предчуствовали, что несчастье надвигается беспрецедентное. Август Бебель предупреждал в Рейхстаге, что мировая война закончится революцией, над ним посмеялись. Совсем молодой еще тогда МП Уинстон Черчилль пытался объяснить в Палате общин, что "войны народов не похожи на войны королей и кончаются тотальным разгромом побежденных", но его не услышали. И -- случилось! И революции случились, и тотальный разгром побежденных. Только вмешательство заокеанской державы спасло Европу от гегемонии Германской империи. Цена ее попытки, однако, оказалась непомерной, катастрофической. Девять миллионов (!) солдат, моряков и летчиков пали на поле боя, втрое больше оставила по себе война молодых калек. Столько несчастных семей и погубленных надежд! Долгосрочными последствиями войны стали распад четырех империй, две грандиозные революции -- большевистская в России и национал-социалистическая в Германии, -- сделавшие неизбежной вторую мировую войну, геноцид армян в Турции и вдобавок еще "испанка", эпидемия смертельно гриппа, унесшая столько жизней, что никто их до сих пор не подсчитал.. Но даже эта поистине величайшая геополитическая катастрофа ничему мир не научила. Он по-прежнему оставался "весфальским" -- без гаранта международной безопасности и без общепризнанной шкалы ценностей. Анархическим, другими словами, он оставался. Таким примерно, возвращения к которому деятельно добивается сегодня путинская дипломатия. КАК ЖИЛОСЬ РОССИИ В "ВЕСТФАЛЬСКОМ МИРЕ"?Российская империя неслучайно оказалась первой жертвой мировой войны. Ее падение началось еще в середине XIX века -- с момента антипетровской революции Николая I, с рождения (или возрождения?) московитской Русской идеи и знакомого уже нам ее "соловьевского недуга" (см. гл. "История как союзник"), т.е. способностью к всенародной погоне -- за фантомом. С момента, о котором Чаадаев сказал:"не хотят больше в Европу, хотят обратно в пустыню". Не удивительно, что оказалась с этого момента Россия легкой мишенью для манипуляторов, как отечественных, так и зарубежных (Ленин со своим фантомом коммунизма так же искусно использовал "соловьевский недуг", как Бисмарк -- фантом панславизма). Даром ли, что именно с этого момента не только неизменно терпела Россия поражения в своих войнах (в Крымской, Японской, Мировой), но и единственная ее победа (в Балканской войне 1877-78) оказалась по существу неотличимой от поражения?Проще, впрочем, показать, как это было. Русско-турецкая война началась в апреле 1877 года. Ей предшествовали международные переговоры, секретные встречи, обмен нотами. Дело было серьезное, все-таки России предстояло "нарушить баланс". Судя по всему, "нарушать" его она не хотела. Во всяком случае царь (Александр II) был категорически против войны, правительство тоже. Министр финансов бил тревогу, что война может привести страну к государственному банкротству (к дефолту, чтоб было понятнее). Военный министр заявил,что армия к войне не готова. Канцлер Горчаков предупреждал, что война чревата еще одной Крымской трагедией. И все-таки она началась. Как это объяснить?Единственным безоговорочным сторонником войны наверху был наследник престола (будущий Александр III), вокруг которого и кучковалась "партия войны", паладины тогдашней Русской идеи, панслависты. Соображений было несколько. Во-первых, кружил им голову тогдашний их фантом --Царьград со Св. Софией. Во-вторых, турки устроили тогда очередную резню восставших славян (на этот раз в Болгарии) и следовало раз и навсегда положить конец их бесчинствам, спасать "славянский мир" (в их сознании играл он ту же роль, что "русский мир" сегодня). В-третьих, пришло, по их мнению, время реванша за позор Крыма. В четвертых, наконец, маленькая победоносная патриотическая война погасила бы, они надеялись, волнения молодежи, грозившие вылиться во всероссийский террор. Главным был, конечно, фантом. На этом, несмотря на все их разногласия, сошлись все тогдашние гранды Русской идеи. "Молюсь, чтоб Господь позволил мне дожить до присоединения Царьграда, -- писал Константин Леонтьев, -- все остальное приложится". Достоевский, хотя и терпеть не мог Леонтьева, тем не менее вторил: "Константинополь должен быть НАШ, завоеван нами, русскими, у турок и остаться нашим навеки". Оставалась малость: убедить в этом царя, которому фантом был до лампочки. Действовать можно было только через наследника. И тот не сидел сложа руки. Но странное дело, его доверенное лицо, принц Александр Гессенский, брат императрицы, сновал, как челнок, только в одном направлении -- из Аничкова дворца (резиденции наследника) в рейхсканцеляию новоиспеченной Германской империи к Бисмарку и обратно. Явно советовались. Что посоветовал Бисмарк, можно судить по результатам. В Москве создан был Славянский благотворительтный комитет, развернувший энергичную патриотическую кампанию. По всей стране в церквях собирали деньги на "общеславянское дело". При комитете было вербовочное бюро для набора добровольцев в сербскую армию. Страна кипела: наших бьют! Прокламации комитета, обличавшие "азиатскую орду, сидящую на развалинах древнего православного царства" затмевали народовольческие. Турция именовалась в них "чудовищным злом, которое существует лишь благодаря Западной Европе". Все это так напоминало патриотическую истерию 1853 года, приведшую к Крымской войне, что, если бы мы не знали, что как раз в это время Бисмарк был прусским посланником а Петербурге, можно было бы подумать, что сценарий истерии, потрясавший страну в середине 1870-х, написан той же рукой. На самом деле Бисмарк лишь подсмотрел слабость России, ее "соловьевский недуг" и, блистательный манипулятор, просто подсказал, надо полагать, этот опыт туповатому наследнику. И тот послушался. Как иначе объяснить знаменитое замечание Бисмарка "принято думать, что политика России коварна и хитроумна. На самом деле она наивна"? Он уже воспользовался ее наивностью в 1860-е, а теперь хотел воспользоваться ею снова. Хронический "нарушитель баланса", совсем недавно разгромивший поочередно Данию (в 1864), Австрию (в 1866), и Францию (в 1870), --Бисмарк позарез нуждался теперь в имидже европейского миротворца. Он уже объявил изумленной Европе, что она должна видеть "в новой Германии оплот нового мира". Теперь требовалось подтвердить слова делом. Для этого и понадобилась ему снова Россия. Разумеется, он не мог бы и в 1860-е без ее помощи так грубо, с тевтонской бесцеремонностью "нарушать баланс". Тогда он уговорил Горчакова, прикрыть его тылы. Взамен обещал -- что бы вы думали? -- вечную дружбу, обвел, что называется вокруг пальца. Горчакова, впрочем, Бисмарк откровенно презирал, называл "Нарциссом своей чернильницы". (Так и просится на язык: ай да Горчаков! Не пожалел усилий, чтоб создать опаснейшего врага России!). Но в 1870-е придумал Бисмарк новую комбинацию. Комбинация была простая. Разжечь в России патриотичекую истерию, как в 1853-м, сломать с ее помощью сопротивление царя, вынудить его объявить войну Турции. А он соберет международный Конгресс в Берлине и выступит в роли восстановителя "баланса". Как и подобает гроссмейстеру международной интриги, Бисмарк играл на нескольких досках. Как хозяин Конгресса, он уж постарается и о том, чтобы в результате войны Россия получила шиш, зато обиженная им Австрия -- хороший куш территории за счет побежденной Россией Оттоманской империи. А Горчаковым можно было пожертвовать, в конце концов мавр свое дело сделал, мавр может идти. И все, представьте себе, рассчитал правильно. Когда война стала неминуемой и Горчаков в панике бросился за советом к "вечному другу". Бисмарк посоветовал заранее договориться с англичанами (все-таки их флот у Принцевых островов, в двух шагах от Константинополя) и с австрийцами (всегда могут отрезать наступающую армию от ее баз). Те самовольного нарушения "баланса", конечно, не позволят. Но если пообещать им кусок добычи, могут и согласиться. Договоритесь, и с Богом, воюйте. Горчаков послушался. Англия поставила условия: Во-первых, о Константинополе речи быть не может, а во-вторых... остров Крит ей не помешал бы. Австрия просто потребовала себе приличный кусок Балкан по собственному выбору. Пришлось соглашаться. По секрету, конечно, от "партии войны" в Петербурге. Россия объявила войну Турции. Все шло по плану "вечного друга России". Война оказалась тяжелой, потери были громадные. Половина армии полегла только под Плевной. Турки капитулировали лишь в феврале 1878-го. Но, как доносили в Петербург с театра военных действий, "наше победное шествие совершается теперь войсками в рубищах, без сапог, почти без патронов, зарядов и артиллерии". Результат, как и планировал Бисмарк, был зафиксирован на Берлинском Конгрессе в июне 1878-го. Черногория получила независимость, Болгария --автономию. Как и положено было по правилам игры в "весфальском мире", Англия и Австрия, не пролив ни капли крови, получили свое: Одна Крит, другая -- Боснию и Герцеговину. Нужно ли говорить, что Россия, заплатившая за все это большой кровью и едва избежавшая дефолта, получила, как и запланировал ее "вечный друг", -- шиш.. "Горчаков и Шувалов, --заметил французский историк, --к великому своему изумлению не нашли у Бисмарка того расположения к России, на которое они рассчитывли: одно лишь холодное и суровое беспристрастие, ни малейшей поддержки ни в чем". "Это была самая горькая минута в моей жизни", сказал Горчаков после Конгресса царю. "В моей тоже", ответил царь. Так жилось России в весфальском мире. ПЕРЕЛОМ Все изменила лишь вторая мировая. В отличие от первой, она не была войной за восстановление "баланса интересов". За ЦЕННОСТИ проливали в ней кровь народы, воевали за жизнь, свободу и стремление к счастью, что в Англии, целый год в одиночку противостоявшей всей гитлеровской военной машине, что на Филиппинах, что в России. Сталин не то, чтобы отказался признать эту разницу, он просто не понимал ценностного языка. Для него это была абракадабра, такая же, как в XVIII веке язык американской конституции для политиков "вестфальской" Европы. Он быстро переобучил языку несвободы свой народ (необучаемых поглотил ГУЛАГ), потом треть Европы и вознамерился сделать его вселенским. И некому было его остановить, кроме той заокеанской державы, что с рождения говорила не языке свободы. То ли Бог хранил новый ценностной мир, возникший из лона второй мировой, то ли эволюция, не знаю. Но оруэлловский "1984" не состоялся. Знаю лишь, что для одних это было геополитической катастрофой, для других победой ЦЕННОСТЕЙ над ИНТЕРЕСАМИ. Поэтому казус Прилепина, с которого начал я эту главу, казус, где литератуный дар автора нечаянно взял на минуту верх над генеральной линией его партии, послужил для меня не столько поводом лишний раз поиздеваться над незадачливым изборцем, сколько поразмышлять над происхождением языка, на котором он неожиданно для себя заговорил. А также над тем, хорошо ли жилось России в "вестфальском" мире. Особенно после того, как захворала она "соловьевским недугом", порожденным Русской идеей. Ну, и не в последнюю очередь над тем, почему сегодняшняя, путинская Россия так упорно добивается восстановления того самого вестфальского мира с его "балансом интересов", в котором ей так неуютно жилось. * * * Говорят, что главный международник Совета Федерации РФ Константин Косачев воскликнул, читая Декларацию Cовета Европы: "одного не понимаю, причем здесь ценности?".Что ж, так, наверное, и разделился мир после переломного 1945-го -- на тех, для кого ценности,честь и человеческое достоинство, по-прежнему ни при чем, и тех, для кого в них суть дела. Сказал бы смысл жизни, когда б не звучало так пафосно, как у Прилепина. Может ли быть в самом деле, что Косачвв, как и его босс в Кремле, просто по неизреченному своему невежеству не знают, чем грозило бы больной России восстановление "весфальского мира"? И вообще понятия не имеют, что это за мир такой, в котором какой-нибудь Бисмарк (или Ленин) может заставить страну таскать для себя каштаны из огня?Так или иначе, для нас читателем вопрос в том, с кем из этих двух, условно говоря, -- с Косачевым или с украинским солдатом -- нам по пути? Очень, поверьте, для меня важно, с кем вы, мой читатель. .
Владислав Иноземцев Лишние ценности. Ответ Александру Янову
Опубликованная в «Снобе» на прошлой неделе заключительная (вероятно) глава новой книги Александра Янова посвящена обсуждению вопроса о ценностях, хотя на деле касается массы не столько смежных, сколько имеющих весьма отдаленное отношение к теме вопросов. Однако проблема, заявленная в ее заглавии, так важна, что мне хотелось бы высказаться на ту же тему, но несколько более тезисно. Я, признаюсь, не согласен практически ни с чем из изложенного уважаемым оппонентом, и поэтому не буду касаться отдельных разногласий — внимательный читатель отследит их сам — а изложу свое видение темы, которая не кажется мне очень запутанной. Мне, разумеется, не слишком льстит быть отнесенным (по классификации Александра Львовича) к путинистам и изборцам, но начну я с того, что, как и они, так же не разделяю пиетета перед «ценностями». По трем, как минимум, причинам. Во-первых, понятие ценностей крайне аморфно само по себе: причислять ли к ним, например, религиозные, идеологические, или иные подобные убеждения?Если да, то да сохранят нас высшие силы от наступления «эпохи ценностей»; если нет, тогда о чем вообще речь? Во-вторых, являются ли ценности коллективными или они сугубо индивидуальны? На мой взгляд, это ключевой вопрос для всякого обсуждения этой темы, и я склоняюсь ко второму ответу, который во многом девальвирует любые дискуссии в данной сфере. В-третьих, где проходит граница между ценностью, и, самое важное, нормой? Так называемые «христианские ценности» — это заповеди, когда-то данные Моисею на горе Синай. Не будем их повторять (Втор., 5: 6-21) — но напомним несколько следующих строк Священного Писания: «Вот заповеди, постановления и законы, которым повелел Господь, Бог ваш, научить вас, чтобы вы поступали [так] в той земле, в которую вы идете..; дабы ты боялся Господа, Бога твоего, и все постановления Его и заповеди Его, которые заповедую тебе, соблюдал ты и сыны твои и сыны сынов твоих во все дни жизни твоей, дабы продлились дни твои (курсив мой — Прим. автора)» (Втор., 6: 1-3). В этом отрывке предельно четко сказано, что указанные наставления преподаны как норма, а не «ценность», и это кажется мне очень важным. По мере прогресса цивилизованности значительное число норм стало восприниматься как нечто естественное — и именно здесь и перешло в «статус» ценностей. Однако во все века человеческой истории можно найти страшные примеры того, как цивилизованность улетучивалась, а считавшиеся устоявшимися «ценности» (например, гуманизм) заменялись новыми (такими как идея чистоты нации). При этом параллельно на протяжении всей истории кристаллизировалось и понятие интересов — личных, корпоративных (в широком смысле слова) и государственных. Сегодня многие проблемы возникают от того, что мы не умеем различать ценности и нормы, интересы и, например, амбиции. Когда Александр Львович утверждает, что Вторая мировая война, в отличие от Первой, была войной за ценности, а не интересы, я лишаюсь дара речи. Во-первых, мне казалось и кажется: конфликт 1914 года был вызван столкновением не интересов (обретение новых территорий уже в то время было для крупнейших держав контрпродуктивным), а амбиций, не более того. Во-вторых, хочется понять, а входит ли в круг «ценностей» забота о Lebensraum и приверженность расовой чистоте — ведь именно данные «озабоченности» запустили маховик великой бойни в Европе, которую мой уважаемый оппонент называет «войной ценностей»? По ходу чтения текста профессора Янова возникает и масса иных вопросов, но не в них суть. На мой взгляд, важнейшей проблемой современного мира является как раз ренессанс «ценностного» дискурса, который девальвирует понятие ценности, изобретая «ценности» традиционные и либеральные, европейские и общечеловеческие, и много какие еще. В результате, да простят меня многие мои коллеги — масса дискурсов вырождаются в демагогию. Я полагаю, что ценности — это такие убеждения, представления и стереотипы, к которым каждый человек приходит индивидуально. Исходя из этого можно утверждать, что единственной универсальной социальной ценностью является свобода — ведь без нее человек не может ни определить остальные свои ценности, ни следовать им. Ответом общества на свободу человека являются нормы — установления, ограничивающие ее так, чтобы проявления свободы одних людей не наносили вреда другим. Чтобы нормы соблюдались, они должны в значительной мере соответствовать человеческим интересам, которые проистекают из потребностей —а их совокупность описана и ранжирована в знаменитой «пирамиде Маслоу». Собственно, всё. В этой «системе координат» современные общества в первую очередь характеризуются подчинением «ценностей» нормам — что я считаю огромным и неоспоримым благом. Сегодня нельзя отправить в газовые камеры тысячи евреев только на основе ценностей «чистоты германской нации». Нельзя также расстрелять сотни крестьян во имя ценностей «революционной целесообразности». Ценности не сплачивают обществ — они их скорее разделяют. Все мы знаем о том, что британский либерализм и французская теория естественного права в XVIII веке подготовили почву для современной Европы, средоточия цивилизованности. Но всего лишь несколько дней назад Великобритания проголосовала за «развод» с Францией. Что будет гарантировать соблюдение прав европейцев по обе стороны Ла-Манша в ближайшие десятилетия? Не ценности, а нормы. Россия — цивилизованная европейская страна, какие бы девиации в поведении ее правительства и ее народа ни отмечали наши либералы. В России, наверное, много несовременно мыслящих людей (можно вспомнить, к примеру, законы в отношении сексуальных меньшинств) — но не стоит преуменьшать нашу толерантность (в конце концов, пятьдесят человек в гей-клубе недавно расстреляли не в Перми, а в Орландо). Россияне — представители той же европейской цивилизации, что французы, поляки, канадцы или австралийцы; проблема с нами не в «ценностях», а в нормах: мы не умеем ни устанавливать их, не следовать им. На протяжении более чем двухсот лет каждый високосный год американские граждане направляются на избирательные участки и выбирают президента по одним и тем же правилам; в России за всего четверть века ее относительно короткой истории ни разу парламентские выборы не проводились по тому же регламенту, что и предыдущие. Причем тут ценности?Какое отношение к ценностям имеет поведение вызывающих у меня никак не меньший восторг, чем у Александра Львовича, украинских патриотов? Если вы живете в стране, которая за четверть века откатилась втрое по уровню жизни по сравнению со своими европейскими соседями; когда при этом с любого своего бизнеса вы платите «дань» президенту-бандиту, а каждое новое правительство становится коррумпированнее прежнего, стоит ли говорить о «европейских ценностях», или же людям достаточно осознать свои самые банальные интересы, заключающиеся в жизни в правовом обществе, сформированном в Европе именно в борьбе против длившейся десятилетиями «ценностной» нацистско-коммунистической вакханалии?А уж если украинцы встают на оборону своей земли столь же героически, как они вставали и в годы Великой Отечественной войны — то это естественное проявление стремления к защите самого себя и своих близких, которое встречалось в истории и тогда, когда даже слово «ценности» никому не было известно (замечу, что немного странно слышать, будто те же братья-украинцы с одинаковым энтузиазмом воюют якобы «за ценности» сначала на западном фронте, а сейчас на восточном). Когда «главный международник Совета Федерации РФ Константин Косачев» восклицает, читая Декларацию Cовета Европы [хорошо было бы уточнить , какую именно]: «одного не понимаю, причем здесь ценности?», я готов с ним солидаризоваться — и не только потому, что считаю Константина Иосифовича чрезвычайно достойным и европейски мыслящим человеком, но и потому, что все подобные декларации, за исключением никого не интересующих преамбул, содержат четкие обязывающие правовые нормы, с которыми должны согласовываться законы стран-членов Совета Европы. У европейцев и американцев, как принято считать, одни ценности, однако в Европе вот уже несколько десятков лет (и даже в России как члене Совета Европы) нет смертной казни, а в Соединенных Штатах — есть. И я готов вместе с Константином Иосифовичем спросить: Александр Львович, ну при чем тут ценности?Современный мир цивилизован не благодаря ценностям, а благодаря нормам и интересам. Интересы связывают людей, а нормы позволяют им не переходить тех граней, которые должны были бы охранять — но не охраняют — ценности. Проблема современного мира во многом заключена в том, что ценности в нем стали излишними, но связанная с ними риторика сохраняет свою жизнеспособность и становится разрушительной. Достаточно задуматься о том, что ни одно массовое попрание прав личности — начиная от террористического акта или этнических чисток до ограничения гражданских свобод — никогда не обосновывается следованием норме, но всегда привязывается к ценностям: религиозным, моральным, «традиционным». Нормы могут адаптироваться, чтобы не противоречить некоторым другим; интересы могут сопрягаться для достижения наилучшего результата — однако в вопросах ценностей не может быть компромисса. И что в этой истории пугает меня больше всего — это то, что такое мнение в практически равной мере разделяют и атеистически настроенные либералы, и религиозные фанатики. Как бы я ни хотел увидеть «ценности», которые сближают людей и которые способствуют построению еще более цивилизованного, и, следовательно, еще менее конфликтного общества, я их не вижу. Подведу итог. Известный всем мудрец сказал в свое время: Entia non sunt multiplicanda praeter necessitatem — «Не следует множить сущности без необходимости». Ценности —как раз такая сущность, которая раз за разом и изобретается «сверх всякой необходимости». Когда они заложены в отдельных людях, помогая им делать свой нравственный выбор, они играют важную роль для формирования и развития личности. Однако как только они начинают претендовать на универсальность, они практически неизбежно обретают форму доктрин или идеологий, увлекающих людей на совершение «благих дел», по совокупности ведущих их прямиком в ад. И если обсуждение ценностей было значимо во времена споров Хинеса де Сепульведы с Бартоломео де лас Касасом, так эти эпохи давно прошли — и любое совершенное общество вполне можно построить не на риторике ценностей, а на диалоге интересов, ведущем к формированию норм. В чем я не прав, Александр Львович?
Лишние ценности? Ответ на ответ Владислава Иноземцева
22:37 / 10.07.16 14713 просмотров
Рад, Слава, что, Вы не сочли "лишней ценностью", по крайней мере, свободу . Рад, что не объявили Вы ее, в отличие от всех других ценностей, которые Вы выпроваживаете из любого конструктивного дискурса, "крайне аморфной" и вообще относитесь к ней с почтением. В этом смысле Вы выгодно отличаетесь от тургеневского Базарова, который отрицал ценности скопом. Но не только Базаров или, скажем, идеолог нигилизма Дмитрий Писарев не согласились бы с Вами. Не согласились бы, с другой стороны, и отцы-основатели Соединенных Штатов, которые почему-то не удовлетворились одной свободой в каноне верховных ценностей новорожденного государства и добавили к ней " стремление к счастью ". Нет, конечно, в 1770-е не называлось это ценностями. До возникновения аксиологии, науки о ценностях, повторю на всякий случай, оставалось еще больше столетия. Именовалось это "неотъемлемыми правами". Но для тогдашней монархической Европы звучало это такой же абракадаброй, как ценности для Базарова. Законы, постановления, нормы они понимали, но откуда взялись какие-то "неотъемлемые права"? В Библии ничего подобного нет. Не найдете вы в Моисеевых скрижалях упоминания ни о "неотъемлемых правах", ни о "стремлении к счастью", ни ─ к ужасу для Вас, Слава! ─ о "свободе". Суровый документ: о вере и выживании Его избранного народа в Земле обетованной в нем речь, не о ценностях. Но время шло. Происходила... цивилизация. И доросла она до "стремления к счастью". Что, казалось бы, может быть аморфней этого? А вот, поди ж ты, сочли отцы-основатели эту ценность (не назовете же вы ее в самом деле "нормой") достойной стоять вровень со свободой. Так двести с лишним лет и стоит. Но мало того, рождает цивилизация все новые и новые ценности. Вот, к примеру, одна, возникшая на наших глазах. Я имею в виду такую тривиальную как будто бы вещь, как сочувствие чужой беде . Да, на индивидуальном уровне было оно всегда. Но на массовом, международном это и впрямь, согласитесь, новость. Вот же только что приняла Европа массу обездоленных беженцев из разоренной Сирии. И опять же не назовете Вы это "нормой" ─ принять миллион осиротевших иноверцев ВОПРЕКИ СОБСТВЕННЫМ ИНТЕРЕСАМ? А что, если внимательный читатель Вас об этом прямо спросит? Как Вы это назовете?Честно говоря, я полагал, что одного этого живого примера (в моем "Воскрешении Европы?") достаточно, чтобы убедить Вас, что ценности не только существуют, но и рождаются с ростом цивилизации непрерывно. И не только "сугубо индивидуальные", говоря Вашими словами, но и коллективные, да что там, международные. Думаю, что не нарушу секрет, если скажу, что прислали Вы мне свои "Лишние ценности" еще недели две назад. Писал я "Воскрешение Европы?" как ответ на Ваш, пусть непоследовательный, пусть не вполне еще безнадежно базаровский нигилизм. Но, как видно, не убедил. Правда, никакого названия Вы этой новой ценности не придумали, ни в "интересы", ни в "норму" ее не переквалифицировали. Просто сделали, извините, вид, будто и я Вам не ответил, и вообще ничего, что касалось бы нашего спора, в Европе сейчас не происходит. Но у Вас в рукаве есть козырь, не правда ли, Слава? Иначе не решились бы Вы на такое предприятие, как отрицание политической роли ценностей. Козырь этот очевидный, даже, если хотите, тривиальный, но с виду туз этот не побить. Дело в том, что в заключительной главе книги я противопоставил язык цивилизационных ценностей, таких, как свобода и независимость своей страны, как честь и достоинство своего народа, тех, короче говоря, ценностей, во имя которых готовы умирать сейчас украинские солдаты, циничному языку путинских политиков, обитающих в другом, "вестфальском" мире. Писал, что (извините, приходится цитировать самого себя) единственно доступный им язык исчерпывается вопросами " кому выгодно? " и " в чьих интересах? ". Упомянул я также, что "это тот самый язык, на котором написаны все нацистские мифы ─ от "масонского заговора" до "сионских мудрецов". Упомянул, но не развернул эту мысль, не объяснил, что, помимо цивилизационных, бывают и религиозные, и идеологические ценности, включая и самые черносотенные. Это, безусловно, упущение и мой прямой недосмотр. И укажи Вы мне на него в частном письме, как я, случалось, указывал Вам на упущения в Ваших текстах, я был бы в высшей степени признателен, и просто дописал одну или две необходимые фразы. Тем более, что отличить цивилизационные ценности от реакционных, идеологических и религиозных не представляет труда. Но Вы почему-то предпочли превратить это упущение в публичный вызов самой идее ценностей, смешав в одну кучу и те и другие. Но ведь это, употреблю Ваше же выражение в мой адрес - демагогия. Неловко, право, повторять нотации, которые Вы мне читаете. Но пусть читатель судит сам. Вот одна из них. "Во все века человеческой истории можно найти страшные примеры того, как цивилизационность улетучивалась, и считавшиеся устойчивыми "ценности" (например гуманизм) заменялись новыми (такими, как идея чистоты нации)". И задаете риторические вопросы: "Хочется понять, входят ли в круг "ценностей" забота о Лебенсраум и приверженность к расовой чистоте". Это Вы меня, историка национализма, такими прописями испытываете?Уверяю Вас, что нет среди моих внимательных читателей ни одного, кто затруднился бы на них ответить. И только уважение к Вашей репутации помешало бы им усомнится в здравомыслии вопрошателя. Тем более что Вы, увлекшись ролью нигилиста, драматически восклицаете: "Да хранят нас высшие силы от наступления "эпохи ценностей"! И все это из-за недостающей фразы в тексте моей главы. Вы пишете: "Мне, разумеется, не слишком льстит быть отнесенным (по классификации Александра Львовича) к путинцам и изборцам, но начну с того, что я, как и они, не разделяю пиетета перед "ценностями". И снова возвращаетесь к этой теме по поводу замечания главного международника СФ РФ Косачева "причем здесь ценности?". Оказывается, Вы "солидаризируетесь с Константином Иосифовичем, чрезвычайно достойным и европейски мыслящим политиком", и при этом, как все путинские политики, не понимающим европейского языка ценностей? Далеко может завести такой нигилизм, Слава, поверьте дружескому предостережению. Все это, впрочем, не отнимает у Вас высокой оценки в категории "внимательный читатель". Что до остальных Ваших аргументов, позволю себе просто вернуть Вашу начальную реплику: "Я, признаюсь, не согласен практически ни с чем из изложенного уважаемым оппонентом". На заключительный Ваш аккорд: "В чем я не прав, Александр Львович?" отвечу: мне трудно сказать в этой ситуации, в чем Вы правы, Слава. Кроме внимательного чтения.