Истратил лучшие годы на ложь. Ложь
во благо - так не бывает. Ложь - это
ложь. Это не имеет отношения к журналистике.
День за днем ты врал. Это было
твоей профессией. Не буду заниматься,
не буду служить и поддерживать власть.
Отрекся, раскаялся и никогда не вру.
(Владимир Познер о себе)
1. Начало.
Владимир Познер родился во Франции первого апреля 1934 года. Мать -
гражданка Франции. Отец нашего героя, Владимир Александрович Познер, был
сыном эмигрантов, которые покинули советскую Россию в 1922 году когда ему
было 14 лет. Окончив русско-французский лицей, учрежденный в Париже для
детей эмигрантов, Познер-старший начал работать в американской компании
Метро Голдвин. Вопреки распространенному заблуждению отец Владимира Познера
никак не был связан с литературой, хотя его часто путают с двоюродным
братом - писателем и публицистом.
Родители (мать - француженка и отец - иммигрант из России) не были
расписаны, и до пяти лет маленький Володя считался незаконнорожденным. Мать
увезла трехмесячного Познера в США, где устроилась работать монтажером во
французском отделении кинокомпании Парамаунт. Лишь в 1939 году отец забрал
семью снова во Францию, где родители официально зарегистрировали свой брак.
Но уже через два года, жизнь в Вишистской Франции стала для них невозможной.
Отец будущий телезвезды не скрывал своих просоветских и прокоммунистических
симпатий, и семья Познеров снова переезжает в США.
В Америке Познеры прожили до 1949 года. В 1945 году у них родился еще один
мальчик - Павел. Семья жила весьма неплохо, поскольку Познер-старший
зарабатывал в год до 250 тысяч долларов - немалые по тем временам деньги. А
наш герой учился в дорогой частной школе, о чём с ностальгией вспоминает и
по сей день.
Америка дорога Познеру тем, что давала ему уют и комфорт и обеспеченность -
ничего более. Вот что он говорит сам: <Что касается Нью-Йорка, то, пожалуй,
этот город ближе всех остальных: я там вырос, ходил в школу. Правда, говоря
о Нью-Йорке, я имею в виду его сердцевину - остров Манхэттен, а остальные
районы - Бронкс, Бруклин, Квинс - для меня абсолютно чужие>.
2.
В 1946 году состоялось знаменитое выступление Черчилля в Фултоне, положившее
начало "холодной войне" и резкому ухудшению отношений между Советским Союзом
и Америкой. Начались печально известные годы <маккартизма>, период жестких
преследований левой и прокоммунистической интеллигенции. Это сразу же
сказалось на положении семьи. <Многие друзья перестали нам звонить, - с
обидой вспоминает сам Познер, - так как к ним приходили из ФБР и
расспрашивали о моем отце. Мы были вынуждены оставить нашу шикарную
двухэтажную квартиру. И перебрались в другую квартиру, но она была настолько
мала, что жить там вчетвером было невозможно: В стране царил антисоветизм;
в школе со мной дрались, потому что я не стеснялся повторять то, что говорил
мой отец:Оставаться в Америке больше было нельзя, и родители решили, что мы
уедем во Францию. Однако сделать это они не смогли. Один человек,
ненавидевший отца, написал на него донос во французское Министерство
иностранных дел, в котором сообщил, что мой отец - подрывной элемент,
советский разведчик. И французы отказали отцу в визе>.
Обвинения в адрес отца героя не были лживым поклепом. Познер-старший
действительно верно служил своим коммунистическим идеалам и советской
Родине, поставляя ценную информацию разведслужбам СССР под псевдонимом
Каллистрат (кстати, во время оккупации Франции он некоторое время помогал
французскому Сопротивлению). А потому пропасть Познерам не дали. <Мой
отец, - вспоминает Владимир Познер, - вдруг получил приглашение от
советского правительства занять весьма приличную должность в
"Совэкспортфильме", организации, которая находилась в Берлине, в советской
зоне оккупации>.
Поскольку в дальнейших планах Познера-старшего значилось возвращение на
родину - в СССР, 15-летний Володя усиленно учил совершенно незнакомый ему
русский язык в школе для детей немецких политэмигрантов.
Сам Познер вспоминает об этом периоде своей жизни: <Я поступил в эту школу и
проучился там два года, окончив восьмой и девятый классы. Выпускники этой
школы не получали аттестата зрелости - их, будущих руководителей ГДР, и без
этого направляли на учебу в высшие учебные заведения Советского Союза. Но
я-то был в другом положении, и мне был необходим аттестат. Поэтому меня
устроили еще в одну школу - при полевой почте. Здесь учились взрослые люди -
советские офицеры, сержанты и старшины, которым война помешала получить
среднее образование.
Первое время я очень плохо себя там чувствовал. Но оказалось, что те, с кем
я учился, были необыкновенными и, я бы даже сказал, душевно тонкими людьми.
Я тогда еще неважно говорил по-русски, и это меня порой доводило. Однажды,
например, учительница попросила меня прочитать вслух параграф из учебника
физики, в котором говорилось о свойствах соленоида. И в этом слове я сделал
неправильное ударение. Это слово в том параграфе повторялось несколько раз,
и в конце концов один из офицеров, майор, громко расхохотался. Я готов был
провалиться сквозь землю, поскольку у меня был комплекс из-за того, что я
делаю ошибки в русском. Я замолк, и тогда другой офицер, капитан Бурков,
встал и говорит мне: "Ну-ка выйди из класса". Я вышел. Закрыл дверь и вдруг
услышал потрясающий, виртуозный мат... Длилось это, наверное, минут пять.
Потом открылась дверь, и меня позвали в класс. Офицер, который смеялся надо
мной, стоял белый, с трясущимися губами. Когда я вошел, он извинился передо
мной. А учительница, сделав вид, что ничего не слышала, сказала мне: "Читай
дальше".
Эти, казалось бы грубые, прошедшие войну люди сразу поняли, что я должен был
испытать, услышав, как надо мной смеются. И они тут же встали на мою защиту.
И потом постоянно меня опекали и даже брали с собой в армейскую столовую...
Там, кстати, я впервые в жизни выпил стакан водки. Эти люди все время
старались дать мне понять: ты свой. Это было замечательно, и я им за это
бесконечно благодарен>.
Стакан водки, поднесённый <грубыми, но добрыми> советскими офицерами
несовершеннолетнему мальчишке (если он действительно был - стали бы офицеры,
матерившие друг друга из-за нанесённой пареньку обиды, спаивать его? Да ещё
<стаканами>?) - вещь, безусловно ужасная. Не менее ужасная, чем то, как
встретила его новая Родина: <И вот Брест. Серый холодный день, я смотрел в
окно и видел много военных, офицеров в папахах. Я очень хорошо помню их
лица. Они мне показались звероватыми, неприветливыми. Я начал бояться, что
произошла какая-то ошибка. Я отгонял это чувство, мешавшее моему счастью, но
я видел, что приехал во что-то холодное, серое, страшное, жестокое>.
3. Дым Отечества:
Познер-отец и в Союзе продолжал работать в киноиндустрии: ездил в Германию
по линии "Совэкспортфильма", а позже работал в Госкино. Он был инициатором
создания "Экспериментальной творческой киностудии" (ЭТК), где стал ее
директором, а художественным руководителем был назначен Григорий Чухрай.
Одним из первых фильмов, снятых на этой киностудии стала культовая лента -
"Белое солнце пустыни". Не все, конечно, у отца нашего героя складывалось
гладко. Тем не менее, до своей смерти, вспоминает Познер, он никому не
позволял ругать советскую власть.
Теперь Познер утверждает, что из-за своей еврейской фамилии его отказывались
принимать в МГУ, но, видимо, <отказывались> не сочень упорно, т.к. в 1953
году наш герой - студент биологического факультета, увлеченный теорией
рефлексов Павлова. Правда, увлечение это было недолгим, и вскоре перед
Познером-студентом замаячила реальная угроза отчисления за неуспеваемость. В
одну сессию он завалил два экзамена из трех да к тому же по его собственному
утверждению, позволял себе антисоветские выпады и оказался замешан в
политическом скандале - вместе с группой студентов осудил подавление
советскими войсками венгерского восстания в 56-м году. Короче, Познера
собирались исключать из МГУ. Наш герой объясняет этот бесшабашный период в
своей жизни неким роковым увлечением, на сей раз не научным, а романтическим
(он сблизился с женщиной на пятнадцать лет его старше). Но, как бы там ни
было, Володя Познер однажды утром посмотрел на себя в зеркало и понял, что
армейская прическа ему не идет. В военкомате ему сказали, что его собираются
забирать на флот, где в то время служили по 5 лет.
Перспектива жевать ленточки от бескозырки нашему герою не улыбалась. Он
запаниковал по-настоящему... Даже потенциальная возможность оказаться на
военной службе была для него столь ужасной, что Познер всерьез подумывал о
том, чтобы навсегда уехать из Советского Союза. Особенно сильно эти мысли
овладели им летом 57-го, когда в Москве проходил Всемирный фестиваль
молодежи и студентов и Познер встретился с американцами. Эта встреча
мгновенно воскресила в его памяти те годы, когда он безмятежно и сытно жил в
США. Мечта вернуться обратно в Америку овладела им с новой силой. И лишь
угроза отца, который <пообещал мне, что, если я попытаюсь уехать, то с
помощью КГБ добьется того, чтобы меня арестовали> сохранила для отчества его
неверного сына. (Этого сын отцу так и не простил: впоследствии он воровал и
вскрывал его личные письма). Позднее Познер откровенно признается: <Я
понимал, что не родной этой стране, она не часть меня, и я не ее часть>.
Это, кстати, необходимо понимать сейчас, когда Познер учит нас жить, во всём
послушно соглашаясь с <цивилизованными странами>.
4. <Светлый путь> в журналистику.
Биологом, как мы видели, Познер был ещё тем, но знание иностранных языков
пошло ему на пользу. В 1959 г. через год окончания университета Познер
устроился литературным секретарем к известному поэту Самуилу Яковлевичу
Маршаку. <На самом деле я был просто писарем, который отвечал на письма из
Англии, Франции, Америки>, - вспоминает Познер. И, конечно же, скромничает:
он был не просто <писарем>, а учеником Самуила Яковлевича в нелегком деле
перевода англоязычной поэзии на русский язык. Учеником, сильно удивившим
своего учителя. Хотя слово <удивил>, может быть, не совсем полно отражает
всей гаммы эмоций, которое вызвало его <творчество> у Маршака. Об этой
истории сам Познер вспоминает неохотно и каждый раз объясняет её по-разному.
После многомесячного кропотливого труда Познеру удалось наконец сделать
переводы целых четырех стихотворений, с которыми честолюбивый <ученик>,
после одобрения мэтра, тут же помчался в журнал <Новый мир>. В редакцию
запыхавшийся Познер прибежал уже с восемью переводами, так как еще четыре
выкрал у Маршака из стола (одно из объяснений Познера: <будучи человеком
ироничного склада, на всякий случай перепечатал еще четыре стихотворения -
уже в переводе Маршака>). Обман, однако, стал вскоре известен Маршаку и
<молодое дарование> с <ироничным складом> (в другой транскрипции Познера - с
<авантюрным>) вынуждено было подыскивать себе другую работу. <Конечно, я
схулиганил, но получил большое удовольствие>, - вспоминает об этой истории
Познер. (Теперь нам, по крайней мере, стало понятно, от чего он получает
удовольствие.)
Работая у Маршака, Познер сумел завязать полезные знакомства и вскоре после
своего ухода устроился на должность старшего редактора в только что
созданное Агентство печати "Новости" с большим по тем временам окладом.
Познер попал в так называемую Главную редакцию политических публикаций.
<Мы, - вспоминает Познер, - занимались написанием статей, которые печатались
в выходящих в Азии, Африке и Латинской Америке изданиях под фамилиями
местных журналистов. Это была своеобразная идеологическая диверсия
Советского Союза>. Редакция работала под стальной крышей КГБ, который по
вполне понятным причинам старался жестко контролировать загранпоездки
сотрудников. Познер на долгое время стал <невыездным>, и до сих пор не может
простить этой чудовищной жестокости советскому строю.
В феврале 1970 года Познер сменил место работы - он стал комментатором
Главной редакции радиовещания на США и Англию Гостелерадио СССР.
По воспоминанием бессменного ведущего советского Иновещания Иосифа Адамова:
<Он писал ежедневные комментарии. И очень скучно. Посмотрите - вот рейтинг
программ <Иновещания>, сделанный где-то перед тем как Познер ушел с радио.
Моя передача <Почтовый ящик> - 190 голосов, на втором месте <Новости> - 127
голосов, а вот у Познера - 57 голосов. В 3,3 раза меньше, чем у моей
программы. А ведь он выступал каждый день. Он, на мой взгляд, до своей
программы <Времена> ничего интересного на телевидении и не сделал. Познер
показал себя умелым следователем. Допрашивать он умеет: По правде сказать,
не очень любили его на радио. Вообще есть вещи, которые неприятны в людях>.
В конце 70-х годов Познеру наконец удалось получить возможность выезда за
границу. Он посетил Францию, США и ряд других западных стран. Более того,
после 79-го года он начал часто появляться на американском телевидении,
активно пропагандирую советский образ жизни. Инициатором появления Познера
на американских голубых экранах стала заведующая московским бюро Эй-би-си,
которая однажды решила, что хватит показывать диссидентов, надо дать слово
простому лояльному советскому человеку и пригласила нашего героя на
программу <Ночная линия> - Nigt Line.
5. <Новое мЫшление>.
В июле 1986 года в жизни Познера произошел крутой поворот - Познер принял
предложение Главного управления внешних сношений ЦТ и провел первый в
истории телемост - <Ленинград - Сиэтл>. Затем был второй телемост между
женщинами Бостона и Ленинграда, который подарил нам коронную фразу,
запущенную некой дамой: <У нас в СССР секса нет> (окончание фразы <на
телевидении> потонуло во взрыве хохота). Потом Познер сделал несколько
разовых передач, после чего в конце 1987 года у него появилась собственная
программа - <Воскресный вечер с Владимиром Познером> на московском канале.
Профессиональный уровень Познера рос день ото дня. Стоит отметить такой
факт: по итогам обширного социологического исследования за 1989 год
<Политические обозреватели и комментаторы информационных передач ЦТ в
оценках московской аудитории> Владимир Познер был признан тележурналистом ?
1.
В начале 1990 года Познер стал вести еще одну передачу - на втором канале
под названием <Квадратура круга> (о межнациональных отношениях). Однако в
сетке вещания ЦТ она продержалась недолго и исчезла. В апреле 1991 года,
когда у руля ЦТ стоял Л. Кравченко, стало окончательно понятно, что
наибольшие перспективы <профессионального> (читай - материального) роста
будут у тех работников СМИ, кто вовремя переметнется на нарождающееся
<частное> вещание. Многие популярные ведущие скопом покидали <Останкино>.
Ушел <на вольные хлеба> и Познер.
Его уход из ВГТРК и неприход на РГК вовсе не означал его желания навсегда
исчезнуть с телевизионных экранов. Уходя, Познер добился принципиальной
договоренности о дальнейшем сотрудничестве сразу с обеими компаниями. А пока
он созвонился со своим старым приятелем Филом Донахью и предложил ему вместе
делать передачу в Америке. Тот согласился, и вскоре мечта нашего героя о
сытной и обеспеченной жизни за океаном стала реальностью: они вместе с женой
уехали в США. Там популярный ведущий прожил несколько лет, периодически
появляясь и на российских экранах (на РТР одно время выходила передача
<Америка Владимира Познера>). Но в середине 90-х передача Познера и Донахью
была закрыта. Почему? Послушаем самого Познера:
<Наш контракт надо было возобновлять каждый год. И вот в очередной раз нас
приглашает президент кабельного канала и говорит: <Я собираюсь
продлить ваш контракт, но есть несколько условий>. (Здесь надо сказать, что
Фил считается в Америке либералом, там сейчас это ругательное слово, а меня
вообще записали в левые.) И начинает нам рассказывать, что мы можем
говорить, чего не можем и т. д. Мы встали и ушли. И больше не вернулись.
Интересно, что ничего особенно неприемлемого мы себе не позволяли. Как-то,
рассуждая об интервенции японских машин на американский рынок, мы сказали,
что не надо нападать на японцев, надо лучше делать американские машины. И
сразу же обе автомобильные фирмы, дававшие рекламу в нашей программе, ее
отозвали. Вот как осуществляется цензура в рыночном варианте, без всяких ЦК
и Политбюро. Так что не стоит уж очень всерьез воспринимать разговоры о
свободе слова в Америке...>.
Находясь в Америке, Познер вскоре получил приглашение от компании <АТВ>
выпускать самостоятельную передачу под названием <Мы>. Поскольку заработать
в Америке больше ничего не удавалось, Познер с женой, сделав несколько
выпусков, наконец окончательно вернулись в Россию (которая, хоть так и не
стала для него своей, но позволяла жить вполне безбедно:). А в начале 1996
года на свет родился еще один проект, в котором принял участие Познер -
программа <Человек в маске>. В середине 1999 года программа закрылась -
уехала его создательница и ведущая Мэри Назари. Что касается Познера, то он
без работы, конечно же, не остался. С сентября 1999 по март 2000 год - автор
и ведущий программы <Мы и время>.
С ноября 2002 в эфир выходит программа <Времена>. Это исключительно важный и
тщательно раскручиваемый в современном медиапространстве РФ проект, которому
придаётся большое политическое (и коммерческое - без этого сегодня никак)
значение. Сам Познер так оценивает его уровень: <совсем недавно мне позвонил
член Академии наук и сказал, что <Времена> делаются на очень высоком
интеллектуальном уровне>. И это чистая правда - уровень подготовки этих
передач очень высокий. В этом сможет убедиться каждый, изучив аналитические
материалы по данной программе:
Я научился быть хамелеоном.
Я ничего не могу делать так, как хочу.
Я очень хорошо понимаю российский менталитет, другое дело, что он не мой.
Терпеть не могу бытовые проблемы. Машина нужна хорошая. Одежда дорогая,
качественная - чтобы пиджак не морщился в плечах, пуговицы не болтались,
нитки не торчали и т. п.
О себе как о гражданине.
Родины, в обычном понимании этого слова, у меня нет.
Я : не родной этой стране, она не часть меня, и я не ее часть.
О России (СССР).
По-моему мнению, советский строй не позволял человеку быть журналистом: Я
очень благодарен Михаилу Сергеевичу за то, что он изменил мою жизнь.
Сперва надо стать нормальной страной, привести в порядок экономику,
социальную сферу, а потом уже ставить перед собой иные задачи. И обязательно
умерить гонор.
Считаю, что имею определенные обязательства перед этой страной, - хочется
помочь людям выбраться из, как бы это помягче сказать, того тяжелого
положения, в котором большинство пребывают.
В нашей стране вообще, как и в журналистском сообществе, нет солидарности.
Прошлым летом я был во Франции и видел, как к забастовке водителей
грузовиков присоединились водители "скорой помощи", таксисты. Они бастовали
против высоких цен на бензин, хоть и бастовать было неудобно. У нас же,
когда в города перестали подавать тепло и люди перекрыли трассу, их чуть не
побили. У нас свойственно всем защищать только себя.
О своей профессии.
Журналист, поступающий неэтично, то есть обманывающий публику, уже не
профессионал.
Если журналист, выполняя чей-то заказ, использует информацию в определенных
целях, он перестает быть журналистом. Это уже пропаганда.
Мне, конечно, неприятно, что журналистов контролируют люди, для которых
телевидение - всего лишь часть крупного бизнеса, средство добывания денег и
политический инструмент, но факт есть факт.
Сила ТВ столь велика, что если зрителям изо дня в день показывать один и тот
же лошадиный зад - будут узнавать и его.
Об Америке.
Не стоит уж очень всерьез воспринимать разговоры о свободе слова в Америке.
Живи я в Америке, голосовал бы за Гора: если к власти придет Буш, то в
американском обществе пострадают гомосексуалисты, а у женщин отнимут право
на аборт.
Своё отношение к наркотикам.
Берется марихуана в одну руку и бумага в другую - и курится. Я могу сказать,
что если ты в обществе приятных людей, то еще более приятно. Вообще
обострение чувств и ощущений. Скажем, музыку я слушал, и так, как я ее
слышал тогда, я больше ее не слышал.