"Лишь 4 июля, произведя перегруппировку, эти части вновь перешли в наступление. В тот день эскадрилья Михайлова получила боевой приказ: разбомбить колонну вражеских танков, двигавшихся в направлении Резекне — Лудза — Пыталово.
В 10 часов утра комэск поставил перед летчиками боевую задачу и предупредил:
— Истребителей нам не дадут. Но опыт полетов без прикрытия у нас есть. Если каждый в случае встречи с истребителями врага будет строго сохранять свое место в строю и следить за соседом — «мессершмитты» отвернут не солоно хлебавши. Итак, соблюдение плотного группового строя и согласованность маневра обеспечат успех. У меня все. Моим заместителям быть готовыми принять командование в воздухе.
Такое напоминание заместителям всегда делалось перед полетом, так как всем было известно, что огонь противника направлен в первую очередь на самолет ведущего, а заменить его нужно в любой момент.
По сигналу ракеты бомбардировщики один за другим поднялись в воздух и, пробив облака, собрались в «девятку». Во главе ее, как обычно, шел СБ Михайлова. На борту флагманской машины кроме командира находились штурман капитан Левенец и стрелок-радист старшина Шереметьев. Справа шел бомбардировщик капитана Живолупа. [64]
Эскадрилья миновала не одну сотню километров, прежде чем летчики обнаружили цель. В пяти-шести километрах от Резекне гигантской черно-зеленой змеей ползла по большаку колонна фашистских танков и автомашин. Ветер относил на поле поднятый гусеницами густой шлейф пыли. Вся эта бронированная армада шла на Ленинград.
— Приготовиться к бомбометанию! — отдал команду Михайлов.
Эскадрилья легла на боевой курс. И вдруг, откуда ни возьмись, — шестерка вражеских истребителей. Зенитный огонь сменился огнем авиационных пушек и пулеметов. Девятка плотным строем продолжала приближаться к цели. Стрелки эскадрильи меткими очередями отбили атаку, сбив при этом две фашистские машины. Но теперь в небе снова появились дымки от разрывов зенитных снарядов. Зенитчики сосредоточили огонь на самолете ведущего. Флагманскую машину подбросило вверх. Показалось багровое пламя, и полоса черного дыма потянулась за бомбардировщиком. Однако он по-прежнему оставался в строю, вел эскадрилью на цель. Михайлов отдал команду, и бомбы устремились точно в центр колонны танков. Следом за ведущим отбомбились и остальные. На дороге столбом поднялся дым, мелькали сполохи огня, лежали груды исковерканного металла, преграждая путь уцелевшим фашистским машинам, которые словно жуки начали расползаться от большака в поле.
Самолет ведущего продолжал гореть. Пламя подбиралось к кабине и бензобакам. Однако моторы работали, и поврежденный бомбардировщик подчинялся пилоту. «Надолго ли?» — с тревогой подумал Живолуп, машина которого летела рядом с флагманской. Он внимательно огляделся. Внизу, насколько хватало глаз, тянулся забитый фашистами большак. Можно, правда, было спланировать и посадить машину на поле, можно воспользоваться парашютом, но в обоих случаях впереди плен. Несмотря на пламя, флагманский СБ шел прежним курсом. Там, видимо, не думали о посадке, о парашютах. «Они еще могут спастись», — пронеслось в голове Живрлупа.
Он посмотрел вниз, а там сквозь дым, расплывшийся над большаком, виднелись остатки разгромленной армады. Уцелевшие танки по полю обходили воронки, груды поверженных машин и снова старались построиться в колонну. И вдруг заместитель командира эскадрильи [65] увидел, как флагман круто изменил курс и понесся туда, где скопились фашистские танки. В то же мгновение он услышал по радио приказ:
— Живолуп! Принимай командование, — передал открытым текстом комэск. — Я иду за Гастелло!
У Михаила Живолупа от волнения пересохло во рту, он понял, что наступил тот самый случай, о котором летчикам рассказывал комиссар полка Манухин. Речь шла о подвиге Гастелло. О нем говорилось в оперативной военной сводке. Капитан Гастелло повел подбитый врагом бомбардировщик на скопление фашистских танков и врезался в них. Этот подвиг взволнованно обсуждался в эскадрилье. Разговор о нем был и вчера. Начал его парторг эскадрильи Григорий Левенец.
— Экипаж Гастелло пошел на верную смерть, чтобы победить врага. Запомните этого человека.
Штурман был самым «старым» из «стариков» в эскадрилье. Он участвовал в войне с фашистами в Испании, защищал независимость народной Монголии в боях на Халхин-Голе, за что был награжден двумя орденами Красного Знамени.
— В Испании у нас бывали ситуации, когда плен казался неизбежным, но никто из ребят к фашистам не попадал, — взволнованно говорил Левенец. — Они берегли последний патрон.
— Если нас подобьют, мы ведь тоже так, — горячо заявил старшина Иван Шереметьев, — мы тоже в плен не сдадимся!
Ему ответил командир.
— Про патрон не знаю, а вот если с жизнью расставаться придется, Ваня, то и запросить за нее надо втридорога!
«Все это говорилось только вчера», — подумал Живолуп. Перед ним мысленно возникли все трое из экипажа флагмана. Он понял, что они делают то, о чем говорили вчера, — все трое! Он хорошо их знал. Ему вдруг отчетливо представилось, как там, в пылающей машине, звучали в наушниках штурмана и стрелка слова Михайлова, предлагавшего им покинуть самолет, как, услышав ответ обоих, комэск принял решение, бывшее их общим решением. Бомб больше нет, горящий самолет оказался последним средством, чтобы преградить путь врагу. Таран! Живолуп увидел, как огромной огненной стрелой СБ вонзился в скопление танков. Яркое пламя высоко взметнулось, опередив на [66] какое-то мгновение грохот содрогнувшего воздух взрыва.
Восьмерка самолетов сделала прощальный круг над местом гибели героического экипажа. Летчики в скорбном молчании смотрели, как вился над полем черный дым от пылавшего там огня. Капитан Живолуп повернул эскадрилью на обратный курс. Задание было выполнено.
22 июля 1941 года капитану Михайлову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. "
