Салют!
С формированием Интернационального кавполка вроде всё ясно, но по мере втягивания в бои картина становится более туманной.
…
«В результате наших усилий в конце апреля 1919 года московский интернациональный батальон был переформирован в пехотный полк имени Третьего Интернационала, куда вошли батальон Нетича, китайский батальон, бывший ярославский батальон ЧК и рота интернационалистов, прибывшая из Тамбова. Командиром стрелкового полка имени Третьего Интернационала был назначен чех Йожеф Каплан, который раньше служил помощником механика на одном из кораблей в Триесте. Позже он был списан в пехоту, а в 1915 году попал в русский плен. Жил в лагере для военнопленных в Перми, потом работал на судоремонтном заводе на Каме. После Февральской революции Каплан добровольно вступил в Красную камскую флотилию и в 1919 году попал к нам. Нетич был назначен заместителем командира полка,
У нас в полку собралось много кавалеристов. Среди пехотинцев тоже оказалось довольно много солдат, которые некогда служили в гусарских или драгунских полках. Короче говоря, была основа для создания собственного кавалерийского подразделения. Иштвану Хорвату, токарю из Дьёра, служившему фельдфебелем в 1-м гусарском полку, мы и поручили формирование кавалерийского подразделения. В тамбовском лагере для военнопленных у Хорвата, как говорится, открылись глаза, там он и вступил и Красную Армию. Это был великолепный человек, замечательный товарищ и настоящий гусар,
Командиром саперного подразделения был назначен Дьердь Михаи, который до плена служил в 48-м пехотном полку, а в плен попал с 1915 году.
Многие солдаты носили то обмундирование, в котором они попали в плен, разве что поверх надевали русскую шинель. Оружия у нас было достаточно, но только самых разных систем: трофейные «манлихеры», японские карабины и одноствольные русские берданки, Пистолетов, правда, не хватало. Кое у кого были пятизарядные «смитветсоны». Наганы, выпускаемые тульским заводом, мы получили позже».
…
«Для проведения дальнейшей организационной работы среди интернационалистов реввоенсовет направил в Нижний Новгород специальный оргкомитет, председателем которого был назначен Славояр Частек.
Частек сообщил нам, что оргкомитету предстоит сформировать интернациональную дивизию из интернациональных подразделений и частей. Эти подразделения полностью поступают в распоряжение оргкомитета, который всю работу по формированию дивизии будет проводить в Киеве».
…
«К нашему огромному удивлению, в Наркомате обороны Украинской Советской Республики уже с мая действовал оргкомитет украинских интернационалистов во главе с товарищем. Башковичем. Здесь мы познакомились со многими венграми, в том числе и с командиром 1-го интернационального стрелкового полка Тардином. Полк этот в основном состоял из венгров, которые стали добровольцами на Украине и уже принимали участие в боях весной 1919 года.
Политкомиссаром оргкомитета украинских интернационалистов был товарищ Ивани. С ним я уже встречался в Москве в 1918 году на конференции военнопленных.
Мы с радостью узнали, что командир интернационального полка, расположенного в Полтаве, тоже венгр – Рудольф Фекете. Этот полк сражался па Украине против контрреволюционных частей и банд. Позже этот полк стал называться 2-м интернациональным стрелковым полком. В нем сражались тысяча двести венгерских бойцов.
Условия для расквартирования были хорошими. Пехотные и саперные подразделения расположились в старых казармах на правом берегу Днепра – в так называемых красных казармах. Красными их прозвали потому, что они были построены из красного кирпича. Артиллеристов и кавалеристов удалось разместить лучше – в бывших драгунских казармах. Подходящее здание было выделено и под штаб интернациональной бригады.
Когда полным ходом шло расквартирование войск, киевская военная комендатура сообщила нам, что в арсенале, вернее на его складах, имеется большое количество снаряжения бывшей австро-венгерской армии. Нам было предложено посмотреть это снаряжение и отобрать все, что могло пригодиться. Это известие очень обрадовало нас. В арсенале мы нашли большое число винтовок «манлихер», патроны, имущество связи и обмундирование, главным образом сапоги и белье. По нашим подсчетам оказалось, что отечественным оружием можно вооружить целый полк и создать три артиллерийские батареи. Нашли мы там и более сотни комплектов конской сбруи. Наши инженерные подразделения и связисты тоже могли полностью экипироваться ну арсенальских запасов. Обмундирования оказалось немного, да и использовать обмундирование старой австро-венгерской армии было нельзя. На складе мы обнаружили тысячи красных гусарских пилоток с инициалами Франца-Иосифа и эмблемами 1-го гусарского полка. Эти пилотки получили кавалеристы нашего кавалерийского полка. В них они провоевали всю гражданскую войну. Из-за этих пилоток враги прозвали нас «красными дьяволами».
В Нижний Новгород мы послали телеграмму о том, что готовы к приему подразделений. Но мы и сами вербовали бойцов из местных пленных. В Дарнице, под Киевом, находился лагерь для военнопленных человек на двести пятьдесят – триста. Двести из них составляли венгры. Лагерь этот мы хорошо знали, так как все пленные австро-венгерской армии прошли через этот ад, где впервые познакомились с прелестями жизни военнопленных. Многие пленные, не выдержав нечеловеческого режима в этом лагере, скончались.
Военнопленные венгры охотно вступали в Красную Армию. Они довольно натерпелись от царских властей и интервентов, которые использовали их как бесплатную рабочую силу». Вот это – очень странное свидетельство. Лагеря для пленных германо-австро-венгров на территории гетманата? В условиях германской оккупации? …
«Из этого лагеря мы увезли около ста добровольцев, Первым изъявил желание вступить в Красную Армию Дьердь Новак из Ньиредьхазы, служивший до плена фельдфебелем в 67-м пехотном полку. Его мы временно назначили командиром вновь формируемой роты. И нужно сказать, не ошиблись в своем выборе. Товарищ Новак зарекомендовал себя в дальнейшем как исключительно честный человек, преданный делу революции. Позже он стал моим однополчанином, командовал кавалерийским взводом, а потом и Эскадроном.
Когда мы с добровольцами приехали из Дариицы в Киев, нам выдали обмундирование – белье, русские гимнастерки, шаровары, ботинки и шинели. Переодевшись во все это, мы сами себя не узнавали. Нам было понятно – раз мы получили обмундирование, значит, скоро пошлют на фронт. Особенно запомнился мне день, когда нам раздавали оружие. Многие плакали от радости, целовали оружие и мысленно давали себе клятву верности делу революции. Мы плакали и не стыдились слез.
По соседству с нашей казармой располагался стрелковый полк. В нем служили русские и украинские красноармейцы. Командир этого полка, его политкомиссар и остальные командиры и красноармейцы охотно помогали нам. Они передали для нас медикаменты и продовольствие, так как добровольцы из дарницкого лагеря все прибывали и прибывали.
Наступил июнь. Из Нижнего Новгорода прибыли паши подразделения вместе со штабом. Мы получили приказ полностью закончить переформирование полка за три-четыре недели.
Когда мы с добровольцами приехали из Дариицы в Киев, нам выдали обмундирование – белье, русские гимнастерки, шаровары, ботинки и шинели. Переодевшись во все это, мы сами себя не узнавали. Нам было понятно – раз мы получили обмундирование, значит, скоро пошлют на фронт. Особенно запомнился мне день, когда нам раздавали оружие. Многие плакали от радости, целовали оружие и мысленно давали себе клятву верности делу революции. Мы плакали и не стыдились слез.
По соседству с нашей казармой располагался стрелковый полк. В нем служили русские и украинские красноармейцы. Командир этого полка, его политкомиссар и остальные командиры и красноармейцы охотно помогали нам. Они передали для нас медикаменты и продовольствие, так как добровольцы из дарницкого лагеря все прибывали и прибывали.
Наступил июнь. Из Нижнего Новгорода прибыли наши подразделения вместе со штабом. Мы получили приказ полностью закончить переформирование полка за три-четыре недели.
Командиром формируемого кавалерийского дивизиона интернационалистов был назначен Иштван Хорват, комиссаром – Драгомир Деспотович, хорват по национальности. Он прибыл из Астрахани с небольшим отрядом конников. Инструктором дивизиона стал Бруно Вайнер, бывший прапорщик австрийского драгунского полка, замечательный кавалерист. Он был одним из моих заместителей. Меня же совершенно неожиданно назначили начальником штаба дивизиона.
Получив новое назначение, я недоумевал: ведь я ничего не смыслил в кавалерии, да и вообще с военном деле. В армии я был всего-навсего ефрейтором, а на лошади никогда не сидел. Откровенно говоря, я трудно вживался в новую должность и только гораздо позже узнал, чему был обязан своим назначением в кавалерию. Из всех командиров я оказался единственным, кто более или менее сносно говорил по-русски. Так вот это обстоятельство и сыграло решающую роль в моем назначении».
…
«Дивизион состоял из четырех кавалерийских эспадронов, командирами которых были назначены Матьяш Дюрица, Дьердь Новак, Иштваи Ваш и украинец Андрей Виницкий. Виницкого с его эскадроном, состоявшим из русских и украинцев, направили к нам из-под Полтавы по указанию товарища Подвойского. Виницкий и его ребята стали кавалеристами в ходе гражданской войни, добыв себе лошадей в огне боев. Они нас очень полюбили, охотно учились верховой езде и гордились тем, что теперь станут настоящими кавалеристами. Для нас же они были находкой – их мы могли использовать в разведке: местные жители, они прекрасно говорили по-украински или по-русски – не то что мы».
…
«В наш дивизион входили взвод станковых пулеметов (восемь «максимов»), две легкие артиллерийские батареи, отряд связи и саперный отряд. Пулеметный взвод имел свои тачанки, в них запрягали пару лошадей. Таким образом, пулеметы превращались в мощную подвижную огневую точку. Когда этого требовала обстановка, мы раздавали пулеметы по эскадронам. Командовал пулеметчиками Шандор Надь, большой мастер своего дела. На родине он служил в снайперской части. Шандор со своими пулеметчиками почти все время пропадал на стрельбище, осваивая стрельбу с тачанок. От своих подчиненных он требовал «чистой работы», пулемет «максим» называл «машиной» и не уставал повторять, что для работы с этой «машиной» нужно иметь душу. В полку очень любили и уважали Шандора Надя за личную храбрость, сознательность и отличное знание своего дела.
Наш подвижной кавалерийский дивизион обладал серьезной огневой мощью. Единственное, что мешало нам в обучении, это недостаток в верховых лошадях.
В то время под Киевом располагался кавалерийский полк Пеньковского. Из него к нам перешло сорок венгров-интернационалистов. Позже у нас с этим полком установились тесные дружеские связи, а сам Пеньковский очень помог нам в подготовке и снаряжении дивизиона.
Форма наша состояла из красной гусарской пилотки, гимнастерки, брюк и русской шинели. Причем в трех эскадронах конники ходили в красных гусарских брюках, а остальные – в брюках цвета хаки. Кавалеристы и артиллеристы носили сапоги, остальные – ботинки. Даже наши украинские конники щеголяли в красных гусарских пилотках и только уходя в разведку, надевали пехотные фуражки».
…
Повстанцы (видимо трипольские) замедлили формирование части:
«Киевский реввоенсовет обещал достать для нас двести верховых лошадей. Однако вместо лошадей мы получили известие о том, что в километрах в ста южнее Киева бандиты напали на обоз, угнали наших лошадей и убили сопровождающих.
Мы ходили опечаленные. Хотелось поскорее попасть на фронт: уж там-то мы раздобудем себе лошадей.
Из-за нехватки лошадей у нас возникали различные недоразумения. Например, в наряд по патрулированию назначались те, у кого были лошади, а потому им довольно часто приходилось бывать в наряде. И какие бы занятия ни проводились днем, ночью все равно в наряд назначались конники. Для занятий верховой ездой у нас почти не оставалось лошадей. Солдаты, у кого не было лошадей, занимались в пешем строю, им же доставались и все казарменные работы. Нечего и говорить, что такое положение вовсе не правилось «пешим гусарам», хотя многие из них едва умели держаться в седле.
Они сами себя утешали:
– Ничего, на фронте жизнь сама усадит нас в седло. Уж раз мы стали гусарами, то, видно, домой пешком не вернемся».
…
«– Товарищи! – обратился к собравшимся товарищ Подвойский. – Киев и южные районы Украины находятся в тяжелом положении. Войска генерала Деникина заняли юго-восточные районы и крупными силами предпринимают наступление в северном направлении. В непосредственной близости от Киева бесчинствуют банды Петлюры. Они терроризируют местное население, грабят, убивают, наносят огромный материальный ущерб. Этого больше терпеть нельзя. Кроме того, имеются сведения, что поблизости от нас действуют банды анархистов. Особенность сложившегося положения в том, что Махно и Маруся сражаются не только против частей Красной Армии, но и против войск Петлюры и Деникина. Украинскому народу, конечно, от этого не легче.
Довожу до вашего сведения, что с сегодняшнего дня по решению Реввоенсовета Республики кавалерийский интернациональный дивизией переходит в непосредственное подчинение киевского реввоенсовета и должен выполнять все его распоряжения.
Исходя из этого, приказываю к четырем часам утра привести в полную боевую готовность все конные подразделения. Конники должны иметь при себе двухдневный паек, для лошадей обеспечить двухдневный запас фуража. Конников, артиллеристов и, особенно, пулеметчиков вдоволь снабдить боеприпасами. Конников обеспечить еще и ручными гранатами. Направление движения; Фастов, Белая Церковь и далее на Умань.
Сделав небольшую паузу, Подвойский продолжал:
– Обращаю ваше внимание на то, что уже сразу за Киевом возможна встреча с противником. Поэтому необходимо принять все меры предосторожности. Задача: двигаясь на Фастов вдоль железнодорожной линии, очистить от неприятеля полосу в двадцать – тридцать километров и временно закрепить ее за собой. Вслед за вами будет двигаться пластунская бригада, которая и удержит эту местность…
Нам представили командира бригады товарища Добровольского. Пластунская бригада состояла из русских н украинцев. Пластуны – народ боевой. Они не раз выручали нас в трудную минуту. Теперь им предстояло навести порядок на освобожденной от белых территории.
Командир бригады Добровольский был старым большевиком. Он воспитал многих бойцов революции. Бригада пластунов в то время насчитывала три с половиной тысячи солдат. Мы установили с ними тесное взаимодействие.
По нашему плану солдаты, у которых не было лошадей, должны были следовать за нами по железной дороге. Посадку в вагоны назначили на два часа следующего дня. В приказе говорилось, что наша часть должна быть чрезвычайно подвижной, а это значило, что ничего лишнего с собой брать нельзя.
Мы решили все имущество, кроме продовольствия и боеприпасов, отправить с эшелоном. Многое теперь зависело от скорости и подвижности,
Несколько человек подошли к большой карте.
– Посмотрите-ка, – заметил Йошка Папп, – этот путь ведет нас прямо к дому. Очень умно придумано – наступать на Умань! Белая армия Деникина от Черного моря движется на север. Ее передовые отряды находятся уже где-то около Полтавы. В западных районах Украины хозяйничают разные банды. Я уверен, они попытаются слиться с армией Деникина. Быстрое продвижение наших конников к югу вобьет клин и помешает воссоединению противника. Вот увидите…
Обратно в штаб мы вернулись только в одиннадцать часов вечера. Я думал, все будут спать, однако солдаты ждали нашего возвращения.
Тем временем вернулись из наряда и патрули.
– Вот увидите – нас, наверное, пошлют домой! – предполагали солдаты.
Комиссар собрал всех членов партии. В каждом подразделении у нас была партийная организация. Всего насчитывалось около шестидесяти коммунистов, человек сорок из них были красногвардейцы. Относительно недавно вступили в партию около двадцати человек.
Коммунисты с воодушевлением восприняли извести об отправке на фронт. Мы понимали, что в первую очередь нужно отстоять завоевания Октябрьской революции, так как этим самым мы поддержим советскую республику и у себя на родине.
Вернувшись в свою комнату, которая служила мне одновременно и рабочим кабинетом, я подошел к висевшей на стене карте. Посмотрел, через какие города ведет путь на родину: Киев, Житомир, Проскуров, Тарпополь, Станислав, Ужгород или Мукачево, затем через Берегово в Сат-марнемети, Дебрецен…»
…
«Мы долго прощались с теми, кто выступал на фронт. Четвертый и пятый эскадроны в полном составе (у них не было лошадей), тыловые подразделения и две батареи артиллерии задерживались в Киелс. Им предстояло погрузиться в эшелон и отправиться в Фастов. До сих пор не могу забыть одного гусара, который, прощаясь со своим другом, просил его:
– Ты, Пишта, ради бога, достань для меня коня. Даю честное слово, дома я его отдам тебе и никогда не забуду твоей доброты…
У всех выступавших было хорошее настроение. Но самыми счастливыми чувствовали себя конники эскадрона Виницкого: их назначили в головной отряд, усилив пулеметным взводом. Они должны были двигаться на два километра впереди основных сил, поддерживая с ними постоянную связь. В случае столкновения с противником им предстояло вступить в бой. Первому эскадрону Дюрицы следовало очистить от противника полосу местности вдоль железной дороги ширинок двадцать – тридцать километров.
Часа в три ночи дозорные Виницкого выехали на разведку к югу от Киева. Как предусматривалось планом, основные силы двинулись в путь час спустя. К шести утра они уже были километрах в двадцати от Киева. Местные жители рассказывали, что у них время от времени появляются небольшие группы бандита Зеленого и бесчинствуют. Вот и вчера они забрали много продовольствия и горилки. Наш передовой отряд двигался в пятнадцати километрах впереди, но с противником пока еще не встретился. Нас предупредили, что в Фастове находится довольно большая банда контрреволюционеров. Местные жители ждут не дождутся прихода красных.
Согласно приказу мне нужно было остаться в Киеве, чтобы руководить погрузкой оставшихся подразделений полка».
…
Ну, описание взятия Умани и последующих боёв я приводить не буду. Зная Ваши склонности приведу описание боя с бронепоездами. Что описывается и насколько правдиво – разбирайте сами, я не знаю.
«Эскадрон Виницкого тоже участвовал в бою за Жмеринку, Все командиры были предупреждены о том, что, по всей вероятности, противник окажет сильное сопротивление с правого берега Буга.
Дюрица получил задачу: не спеша продвигаясь в западном направлении, внимательно следить за ходом боя га в случае необходимости немедленно перерезать железнодорожную линию Жмеринка – Могилев-Подольский; железнодорожное полотно не подрывать, но не пропускать ни одного состава.
Огонь нашей артиллерии, как потом рассказывали пленные, вызвал большую панику у противника, особенно на железнодорожной станции, хотя враг заранее ждал нашего наступления и ему было известно, что против него будут действовать подразделения интернационалистов. Позже выяснилось, что именно эти вражеские части расстреляли одиннадцать конников Каспара, когда мы впервые пытались взять Жмеринку.
На стрельбу пашей артиллерии противник отвечал мало; стреляло лишь одно орудие крупного калибра, – как стало известно позже, пушка с бронепоезда.
Красноармейцы Виницкого закрепились на левом берегу Буга, однако форсировать реку не смогли. Пластуны приблизились к железнодорожной станции, но их остановил противник. Эскадрон Каспара также вышел к станции.
Оказалось, па станции стояли два вражеских бронепоезда. Один из них был вооружен орудием крупного калибра и четырьмя пулеметами. Четыре других пулемета находились в станционном здании.
Огонь пулемета, установленного на крыше водокачки, заставил пластунов залечь. Оцепив опасность создавшегося положения, Каспар выдвинул вперед артиллерию и шестью снарядами уничтожил пулеметное гнездо. Воспрянув духом, пластуны бросились в атаку и захватили депо и железнодорожные мастерские. В депо стояли три готовых к отправке паровоза. Машинисты с радостью встретили своих освободителей и, выведя паровозы на пути, создали, таким образом, надежное прикрытие для наступавших пластунов. Пластуны попытались захватить водокачку, но их вновь остановил и прижал к земле вражеский пулемет. Тем временем артиллеристы Каспара заставили замолчать пулеметное гнездо, оборудованное на крыше вокзала, а затем после нескольких выстрелов по водокачке они и там уничтожили пулеметное гнездо. Пластуны захватили водокачку и взяли в плен девять немцев.
На крыше водонапорной башни два вражеских пулемета оказались целыми и невредимыми, и гусары тотчас же пустили их в ход. С крыши хорошо просматривались оба бронепоезда. На путях стояли и два вражеских эшелона с солдатами. Объятые паникой солдаты бегали по путям, размахивали руками. И не без причины, так как один из эшелонов загорелся от попадания нескольких снарядов. Стоявший рядом бронепоезд медленно стал сдавать назад. Выйдя на основные пути, он остановился и вновь открыт огонь. Второй бронепоезд стоял па прежнем месте н тоже вел сильный огонь. Пристрелявшись к водонапорной башне, он заставил замолчать оба наших трофейных пулемета.
И тогда Каспар закричал:
– Ну подождите, мы вам зададим перцу! Огонь! Быстрее!
После нескольких попаданий в борта сначала замолчали пулеметы, а потом и орудия на бронепоезде. Над паровозом поднялось большое облако белого дыма, бронепоезд стал медленно покидать станцию. Бронепоезд удалился уже довольно далеко, и его защитники, видимо, считали себя вне опасности. Но теперь заговорило орудие Иштвана Ваша. После двух прямых попаданий бронепоезд остановился.
Тишина. С бронепоезда уже не стреляли и не проявляли никаких признаков жизни.
– Вот бы сейчас захватить его как он есть! Интересно, что там делается внутри?
Бронепоезд стоял у нас, можно сказать, под самым носом, но подходить к нему было рискованно: кругом – ровное место, и противник без труда мог скосить из пулеметов не только роту, но и целый полк. Так что приходилось пока ждать.
Эскадрону Виницкого никак не удавалось форсировать Буг.
– Нужно как-то уничтожить вот те два пулемета у моста, – проговорил Випицкий и зло выругался. – А стрелять из орудий нельзя, по своим попадешь. Нужно подождать…
Между тем пластунам удалось захватить северную часть железнодорожной станции и вплотную подойти к вокзалу. В плен было захвачено около шестидесяти человек, а раненых оказалось такое множество, что не было пока никакой возможности заняться ими.
«Ну что же там стряслось с артиллерией Каспара? Почему она молчит?»
А стряслось вот что. Одно орудие у Каспара было уничтожено прямым попаданием, и всю прислугу ранило. Другому же орудию пришлось сменить огневую позицию и перебраться на противоположный склон холма в старую заброшенную каменоломню. Вести оттуда огонь по станции было невозможно, да этого и не требовалось, поскольку пластуны уже ворвались в здание вокзала.
Зато из каменоломни прекрасно просматривался второй бронепоезд, стоявший на путях, и Каспар решил вести но нему огонь до тех пор, пока бронепоезд не уйдет со станции. Орудие сделало три выстрела, поезд не уходил. Но вот он стал медленно сдавать назад, потом все быстрее и быстрое, пока, наконец, совсем не скрылся из глаз.
Насмерть перепуганные оккупанты бежали вслед за бронепоездом. Бегущих преследовали конники Каспара. В городе оставалось все меньше солдат противника, да п те старались спрятаться в домах, садах или же бежать на города.
Вскоре оба вражеских пулемета у моста замолчала. Пластуны захватили мост. Эскадрон Виницкого, перейдя по мосту, стал прочесывать город. На правом берегу Буга осталось лишь небольшое число пехотинцев.
Бойцы Ваша сторожили бронепоезд, который не двигался с места, а сидевшие в нем люди не подавали никаких признаков жизни. Ваш ломал голову: «Что же дальше делать?.. Время уже три часа, а я не получил еще никакого распоряжения!»
Вдруг все увидели, как на всех парах мнится второй бронепоезд.
– Смотрите, как дует! – заметил Ваш бойцам. – Они ведь еще не знают, что мы расстреляли этот бронепоезд. Ну да пусть подойдет ближе!
Бронепоезд приближался. Артиллеристы в спешке плохо прицелились и с первого выстрела но попали в него. Снаряды рвались впереди и позади поезда. Бронепоезд въехал на соседние пути и укрылся за первым бронепоездом, так что стрелять но нему мы уже не могли.
Время между тем шло. Прошел час, другой, а бойцы Ваша ничего не могли поделать.
Артиллеристы злились, понимая, что, если они упустят бронепоезд, им несдобровать.
Железнодорожная станция и часть города были уже в наших руках. На пути тем временем вышли три паровоза. Машинисты, узнав обстановку, предложили следующее:
на всей скорости послать самый большой паровоз на бронепоезд и устроить крушение.
Сказано – сделано. Машинисты разогнали паровоз, и он помчался па всех парах.
«Уж не прислали ли нам третий бронепоезд?!» – подумали на втором бронепоезде, но вскоре увидели, что к ним мчится всего-навсего паровоз. Пар, облако пыли и сильный взрыв… Бронепоезд сошел с рельсов, в вагонах стали рваться снаряды. Потом наступила мертвая тишина…
– В атаку, вперед! – приказал Ваш. – Но только осторожней! Противник еще может стрелять!
Но никто не стрелял. Пластуны и гусары мгновенно окружили обломки вагонов.
В наступившей тишине Ваш проговорил:
– Ну, здесь нам уже никто не страшен. Теперь надо передвинуть артиллерию к железнодорожному мосту па случай, если противник решит прислать сюда новый бронепоезд. В километре от моста есть холм. Если установить орудия на этом холме, лам никакой новый бронепоезд не страшен. Обзор оттуда отличный: можно обстреливать и мост, если понадобится. А для пущей безопасности железнодорожное полотно на повороте надо разобрать. Пусть тогда едет кто хочет!
Темнело. Город и железнодорожная станция были полностью очищены от противника. Работы у пластунов хватало.
Эскадрон Виницкого в полном составе расположился па правом берегу Буга в готовности предпринять наступление на противника и перерезать железнодорожную линию Жмеринка – Проскуров. Патрулирование в районе Жмеринки нес эскадрон Каспара. В тот день дальше мы не продвигались, и потому пушки, находившиеся в распоряжении Каспара, были переданы для усиления в эскадрон Ваша: как только противник узнает о судьбе, постигшей бронепоезда и батальон, он наверняка сразу же предпримет новое наступление.
В ходе боев мы тоже понесли потери: у пластунов оказалось семнадцать раненых, четверо наших бойцов скончались в госпитале. Тела умерших повезли в Киев, чтобы воздать им последние воинские почести. Эскадрон Каспара потерял девять бойцов. Были и тяжелораненые, не оставалось никакой надежды, что они выживут.
Вечером часов в десять мы получили донесение о том, что по направлению к мосту движется бронепоезд противника, видимо с разведывательной целью.
Ваш, забрав взвод конников и два станковых пулемета, выехал навстречу бронепоезду. Оказалось, это всего-навсего технический поезд. Стоило заговорить нашим пулеметам, как поезд, не сделав ни одного выстрела, дал задний ход и скрылся из виду. На этом противник и закончил все попытки как-то изменить положение в свою пользу.
Когда мы подорвали бронепоезда, удалось захватить около двадцати пленных. Шестеро из них были ранены, В ходе допроса пленные рассказали, что оба бронепоезда прибыли сюда прямо из львовских железнодорожных мастерских. Всего во Львове было четыре таких бронепоезда, два из них оказались в Жмеринке. Многие убитые и раненые противника были одеты в гражданскую одежду. Выявилось, что эти люди работали во львовском и жмеринских паровозных депо и силой были посажены белыми на бронепоезда. Охраняли поезда белогвардейцы и немцы. На каждом из поездов находилось по три немецких офицера. Они все попали к нам в плен живыми и невредимыми, Один из раненых рассказал, что, когда немецкий подполковник заметил мчавшийся на них паровоз, он приказал машинисту бронепоезда немедленно дать задний ход. Машинист не послушался, и подполковник тут же застрелил его и троих кочегаров. Раненый сообщил нам, что немецкие офицеры и белогвардейцы пристрелили больше десятка пленных в Жмеринке.
Пленных офицеров мы немедленно направили в Жмеринку, раненым оказали медицинскую помощь, а убитых похоронили в общей могиле.
На рассвете около обломков бронепоездов собрался своеобразный «военный совет». Решали вопрос, можно ли из двух разбитых бронепоездов составить один. Решающее слово было за Яношем Хедеши, который до армии занимался ремонтом молотилок, и за кочегаром Карчи Падем.
После тщательного осмотра оказалось, что один из бронированных вагонов почти но пострадал и его только нужно поставить на рельсы. В тот же день вагон удалось поднять и откатить от разбитых вагонов. Оказалась целехонькой и 160-мм гаубица, а из двух пулеметов только один пострадал от огня пашей артиллерии. На другом бронепоезде пушка была повреждена, зато оба пулемета оказались целы. Пулеметы мы тотчас же перенесли в «наш бронепоезд».
К своей огромной радости, Карчи Надь нашел большой ящик с инструментами, так что теперь можно было приступать к ремонтным работам.
Бойцы собирали трофейное оружие, боеприпасы, продовольствие. Особенно обрадовались нагпи артиллеристы, обнаружив сотни две стошестидесятимиллиметровых снарядов.
– Наши пушечки только шестидесягимиллиметровые. а теперь мы саданем противника из его же пушек, – шутили артиллеристы.
– Как бы не так! – запротестовали Хедеши и Надь. – Мы ведь собираем бронепоезд, так что эти пушечки нам очень пригодятся. Мы вас пригласим привести их в порядок, наладить как следует. Хотите? Даже можем забрать вас к себе. Но орудия останутся у нас! Разве нам не нужен бронепоезд? Вы и сами убедились, как трудно бороться против бронепоезда! Вот и мы приготовим противнику маленький сюрприз…
Установить пушку и пулеметы в броневагоне нам удалось в тот же день, но у нас не было паровоза. Добраться в Жмеринку было не так-то легко. Но новый день принес новую радость: из Винницы прибыл бронепоезд «Красная Украина», в его составе был даже мощный подъемный кран. Из соображений предосторожности мы очистили от обломков только один путь, так что в случае необходимости его легко можно было вывести из строя.
С помощью подъемного крана мы установили на платформу орудие, даже не разбирая его. К вечеру наш броневагон был оборудован по всем правилам. «Красная Украина» подцепила его к себе и увезла в Жмеринку. Разумеется, Хедеши, Надь и еще четыре артиллериста уехали в этом вагоне.
– Теперь и мы станем бойцами бронепоезда, – хвастался Хедеши.
Известие о том, что мы захватили бронепоезд противника, быстро распространилось в полку. Больше того, об этом скоро узнали даже в Умани. Желающих служить на этом бронепоезде оказалось очень много. В числе первы добровольцев пришел один бывший стрелочник из эскадрона Дюрицы. Узнав, что наши ребята подорвали два бронепоезда противника, стрелочник стал ругаться на чем свет стоит.
– Эх вы, недотепы! Нужно было только стрелки перевести на запасный путь, и бронепоезд был бы ваш целым и невредимым!
В тот же день состав бронепоезда был укомплектован
– Смотрите-ка, – заметил командир полка, – а бронепоезд пришелся по душе гусарам. Все рвутся на него, будто всю жизнь только и служили на бронепоездах!»
…
Далее, ближе к боям за Проскуров:
«К этому времени наш кавалерийский полк довольно сильно вырос. Одному командиру приходилось командовать десятью кавэскадронами, отрядом пулеметчиков и артиллерией. Наш полк наступал па широком фронте, боевая обстановка частенько оказывалась очень сложной, а решения, несмотря ни на что, нужно было принимать быстро. Назрел вопрос о реорганизации полка. Штаб остался в прежнем составе. Из полка были сформированы два кавалерийских дивизиона по пять эскадронов в каждом. На знамени первого дивизиона, командиром которого был назначен Матьяш Дюрица, наши гусары написали: «Бойцы Октябрьской революции», на знамени второго отряда – «Бойцы Венгерской советской республики». Командиром второго отряда был назначен Иштван Новак.
Накануне боев за Проскуров ряды интернационального кавалерийского полка пополнились новыми бойцами, командирами и комиссарами».
…
И вновь про бронепоезда:
«Перерезав железнодорожные пути, мы решили захватить мост через реку, и притом целым и невредимым. И конечно, мы очень обрадовались, когда узнали, что к нам на помощь идет бронепоезд «Красная Украина». К этому составу был прицеплен и наш броневагон, из которого с улыбкой махали руками наши соотечественники.
– Крепкий орешек этот Проскуров: окружить – окружили, а вот взять тяжело! И силы у нас вроде бы есть, а не развернешься! Теперь перед нами не бандиты, а регулярные воинские части!
Два орудия мы установили в километре от моста. Позиция была очень удачной – с хорошим обзором и обстрелом. Тут же разместились и станковые пулеметы. Вражеские дозоры не раз подходили к нашим позициям, но артиллеристы но открывали своего расположения.
Темнело. К мосту медленно подошел бронепоезд противника и остановился перед разобранным участком пути, По другую сторону холма стоял наш бронепоезд «Красная Украина». По плану первой должна была открыть огонь наша артиллерия, а уж потом и «Красная Украина». Всей операцией руководил товарищ Хорват. Наша стошестидесятимиллиметровая гаубица тоже должна была первой открыть огонь.
Бронепоезд противника подошел ближе. – Огонь! – скомандовал Хорват. – Хорошо! Еще раз – огонь!
Бронепоезд не двигался, но и огня не открывал. Со стороны моста заговорили наши пулеметы. Противник молчал. Мы даже пожалели, что разобрали железнодорожное полотно. Сейчас бы двинуть наш бронепоезд вперед и захватить вражескую крепость на колесах, которая наверняка повреждена, иначе бы не стояла на месте.
На следующий день мы убедились в правоте своего предположения. Бронепоезд противница действительно оказался поврежденным. Из его вагонов повыскакивали солдаты и окопались за насыпью, намереваясь, видимо, защищать свою крепость до последнего.
Нам было достаточно дня, чтобы собрать рельсы на одном пути. Теперь можно попытаться утащить бронепоезд противника к себе. Бойцы с нетерпением ждали приказа. И вот настал решительный момент. Бронепоезд «Красная Украина» на большой скорости выскочил на мост. Такая дерзость ошеломила противника. Опомнившись, он открыл бешеный огонь из стрелкового оружия. Тем временем «Красная Украина» все ближе и ближе подходила к белякам… Вдруг неожиданно раздался страшный взрыв.
– Вот гады, заминировали пути! – досадовал Хорват.
– Тогда почему же «Украина» не даст задний ход? Наступила звенящая тишина.
– Ну-ка потруби нашим, – приказал Хорват горнисту. Но сколько горнист ни трубил, «Украина» не трогалась с места.
Нужно было срочно что-то предпринимать, иначе теперь белые могли утащить нашу «Красную Украину». Новак ломал себе голову. К нему подошел командир десятого эскадрона Альберт Сабо и попросил разрешения вместе с несколькими добровольцами подойти к нашему бронепоезду. Отец у Сабо был паровозным машинистом, так что сын кое-чему у него научился. Может, «Украину» нужно лишь чуть-чуть толкнуть, и все встанет на свое место.
– Я смотрю, фантазии у тебя хватает, – заметил Новак. – Валяйте, ребята!
Одновременно мы запросили Жмеринку – прислать нам паровоз. Вскоре паровоз действительно прислали, и до особого распоряжения он встал за холмом. Вернувшись со своими людьми, Сабо доложил, что «Украина» не повреждена, испорчен лишь паровоз противника, его нужно столкнуть с места, но одним нашим с бронепоезда с этим не справиться.
Сабо попросил разрешения вместе с десятком смельчаков подъехать на прибывшем паровозе к «Украине» и помочь нашим. При этом Сабо заверял, что через какой-нибудь час все будет в порядке.
И вот, развив большую скорость, паровоз выехал на открытую местность.
– Проскочили, – заметил Хорват с удовлетворением и облегченно вздохнул.
В этот момент оба паровоза, выпустив облака пара, растворились в нем. Стукнулись буфера, но бронепоезд с места не сдвинулся. Тогда машинист дал задний ход – и состав вздрогнул. Машинист еще раз сильно стукнул своим паровозом, и состав медленно покатился по рельсам.
Остановился бронепоезд уже за холмом. Когда состав проходил мимо нас, из окна высунулись Надь и Хедеши.
– Бронепоезд в порядке, все живы и здоровы! – доложил Хедеши Хорвату.
От раненых, которые были обнаружены во вражеском бронепоезде, мы узнали, что в Проскурове больше никаких бронепоездов нет, а если они где и есть, так это в Жмеринке, но их оттуда почему-то не присылают. Раненый офицер-артиллерист рассказал, что на железнодорожной станции артиллерии нет, на путях стоят лишь четыре эшелона с военным имуществом да два эшелона с солдатами-пехотинцами – по батальону в каждом.
– Из двух захваченных бронепоездов противника мы можем теперь составить один – наподобие «Красной Украины», – предложил Хорват Новаку. – Попросите в депо рабочих. Они помогут вам сделать это. Если за ночь удастся оборудовать такой бронепоезд, утром будем наступать на Проскуров.
С большим волнением мы ждали рассвета. Какова же была наша радость, когда стало известно, что бронепоезд уже на ходу! Мы убрали с путей вес обломки, чтобы состав мог беспрепятственно пройти. Впереди бронепоезда мы пустили несколько вагонов, груженных камнями, – на случаи, если противник заминировал полотно. Если же оба пути окажутся незаминированными, бронепоезда минуют мост и направятся к Проскурову. Эскадрон Ваша тем временем незаметно зайдет в тыл противнику. Железнодорожный вокзал решили атаковать с трех сторон.
Все шло по разработанному плану. Оба бронепоезда тронулись в путь, толкая перед собой груженные камнями вагоны. У моста их обстреляли. Метров за двести до моста груженные камнями вагоны были отцеплены, и бронепоезда с силой толкнули их на мост. Вагоны подкатились к мосту, вот они уже на середине, но все тихо. И лишь когда вагоны съехали с моста, раздался взрыв… Это бойцы с «Красной Украины» забросали ручными гранатами вражеские позиции вдоль железнодорожного полотна. Наступление началось по плану».
…
Ну и далее про «Красную Украину» и «Октябрьскую революцию»…
С почтением, Китаец.
