От borobay Ответить на сообщение
К All Ответить по почте
Дата 18.04.2004 20:40:38 Найти в дереве
Рубрики WWII; Танки; Версия для печати

На растерзание знатокам. "Частная операция"

Здраствуйте, уважаемые!

Я пришел на ваш форум, услышав от знакомого, что здесь обсуждаются художественные произведения на историческую тему. Как я узнал, по итогам обсуждения на Форуме был напечатан "Вариант Бис" С.В.Анисимова, который стал для меня настоящим открытием.

Меня, как и любого автора интересует соответствие написанного реалиями войны. Прежде всего это касается техники и тактики. Чтобы не написать "передернул затвор револьвера" моих знаний, почерпнутых из научно-популярной литературы, еще хватает. Но в чем-то более сложном я боюсь ошибиться. Посему представляю на ваш суд один из написанных мной рассказов. Писал я его, что называется, "для себя". Есть мечта развернуть несколько таких рассказов в книгу.

Частная операция.

После года войны Андрей незаметно для себя стал искренне верующим. Эта метаморфоза произошла в душе вчерашнего комсомольца как-то незаметно для него самого. Он продолжал носить комсомольский значок, но под гимнастеркой притаилась подаренная в cорок первом икона, которую он повесил на простую бечевку после страшного боя у Гридино, в котором были сожжены все танки его роты. Перед тем боем он переложил образок из вещмешка в карман, опасаясь что потеряет дорогую вещицу среди банок с консервами и всего того барахла, которым обрастает солдат на фронте. Когда он сидел на снегу возле горящего Т-60 его мозг неожиданно пронзила мысль о связи между переложенной в карман иконкой и своим чудесным спасением из жарко вспыхнувшего танка, в котором остался его товарищ по экипажу, механик-водитель Бойко. Он вначале испугался этой мысли, но потом привык к ней и перед каждым боем неизменно целовал образок.
Весь май и июнь на Западном фронте, в 94-й танковой бригаде 16-й армии которой служил Андрей Захаров, война словно остановилась. Пехотинцы по обе стороны фронта без устали месили жидкую грязь, возводя основную и тыловую полосы обороны, изредка вступая в вялые перестрелки. Ничто не предвещало тех бурь, которые разразились на юге, в Крыму и под Харьковом. Страшные вести оттуда изредка доносили «солдатский телеграф» и межстрочные интервалы статей центральных газет. Но затишье было обманчивым. Существуют операции стратегические, фронтовые и армейские. Была в войну ещё одна разновидность — частная операция. Это такая фронтовая или армейская наступательная операция Красной Армии, которая закончилась неудачей. То есть цели в начале операции ставились в соответствии с наукой — разгромить и захватить, и задействовались соответствующие силы, а результаты обычно характеризовались словами «в виду недостатка сил», «обескровили», «прощупали», «сковали», «отвлекли резервы» и т.п. Операция 16-й армии Западного фронта июля 1942 года была из их числа. Армия, стоявшая осенью сорок первого на страже Москвы должна была «окружить и уничтожить Жиздринскую группу войск противника».
Простые солдаты, конечно, не читали чеканных слов директивы генерала армии Жукова, но предчувствие каких-то грандиозных событий пришло в армию. Несмотря на всю секретность суета подготовки крупной операции была очевидна любому опытному солдату. Своего апогея коловращение орудий, тягачей, танков и автомашин достигло к началу июля.
Андрею не спалось. Он бесцельно бродил по расположению засыпающей бригады, прислушался к натужному урчанию тянущего тяжелое орудие трактора, потом углубился в лес. Ему хотелось побыть одному. Он некоторое время шел, занятый своим мыслями пока не увидел в сумерках несколько фигур. Андрей остановился как вкопанный и прислонился к дереву. Танкист сразу узнал своего командира, подполковника Соловьева.
Командир танковой бригады стоял навытяжку перед несколькими грузными людьми с генеральскими петлицами и что-то им говорил. До Андрея долетали обрывки фраз «не вскрыли начертание переднего края», «позиции противотанковой артиллерии усилены...», «люди плохо подготовлены к новым условиям». Комиссар в кожаном плаще, с крючковатым носом, похожий на ворона вдруг рассвирипел и оторвал от земли тяжелую трость, на которую он опирался. Казалось он сейчас ударит ей Соловьева. Командир бригады весь как-то сжался, оборвав свою речь на полуслове. Андрей слышал про странности Члена Военного Совета, переболевшего полиомиелитом и всегда ходившего опираясь на палку странной, ломанной походкой. Казалось что идет не человек, а какая-то дурно сделанная механическая кукла. Впечатление усиливалось бледностью лица и немигающими черными глазами комиссара.
— Ты будешь наступать или бригаду поведет в бой кто-то другой!!! — закричал комиссар потрясая палкой.
Стоявший рядом с ним генерал снял фуражку обнажившую лысый как биллиардный шар череп и отстранив беснующегося политрука сказал
— Операции придают большое значение там — он устало махнул фуражкой в сторону крон деревьев — и мы не будем переносить срок начала наступления из-за того, что какой-то подполковник считает её недостаточно подготовленной.
Следующим утром Соловьев был мрачен и приказал танкистам тренироваться в посадке и высадке из танков, а сам уехал на передовую. Захаров про себя подумал: «Лютует Михалыч, хочет строгость показать после вчерашнего» и не стал терзать экипаж утомительными высадками и посадками в машину, в которых медлительный механик-водитель Тахир постоянно набивал синяки и шишки.
Тахир был невысоким, полным уроженцем Средней Азии. Он довольно сносно владел русским языком и неплохо разбирался в технике. Когда Андрей впервые его увидел, круглолицый таджик задумчиво рассматривал на падающие ему на ладонь снежинки.
— Что, генацвале, снега не видел — похлопал его по плечу Андрей, предполагая бессмысленный взгляд и «мала-мала по-русски говорить».
— Я не «генацвале» — с достоинством ответил Тахир — а снег я видел, в горах у нас много снега. Смотрю как чудно складывается вода когда замерзает. Мало кто из наших резчиков по ганчу сможет сделать такой узор.
Из далекого дома Тахир привез пиалу, из которой он пил зеленый чай, заваривавшийся в маленьком чайничке. Танку он дал имя «Санжар» и с упоением копался в его деталях, регулируя тяги и кулисы управления, промывая фильтр и заправляя баллоны с воздухом.
В том же пополнении в экипаж Захарова попал Георгий Мякишев. Поджарый, крепкий физически он был до войны шахтером в Донецке, воевал осенью 41-го в пехоте, после ранения попал в танковые войска. Андрей сразу обратил внимание на его руки с широкими ладонями и короткими, но очень крепкими пальцами, которыми можно было гайки без ключа крутить.
Уже в июне к ним в экипаж пришел 20-летний Павел Галкин, ставший стрелком-радистом. Долговязый житель городских окраин где-то там недоучился. Он был самым молодым и самым молчаливым в экипаже. Постоянно читал какие-то книжки, а у рации в танке наклеил фотографию артистки Серовой, вырезанную из журнала. От соленых шуток товарищей он густо краснел и ещё больше уходил в себя.
Наконец наступило утро 6 июля 1942 года. Пока в предрассветной мгле шел последний инструктаж перед атакой Андрей про себя читал молитву. Голос Соловьева звучал сухо и уверено, словно не было сцены с комиссаром и генералами.
— отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твоё:
«Идем в 100—150 метрах за огневым валом, за нами пехота стрелковой бригады Владимира Даниловича...»
— да будет воля твоя, яко на небеси, и на земли.
«Вперед не рвитесь, помните о пехоте...»
— хлеб наш насущный даждь нам днесь:
«Наиболее опасным рубежом является высота 252,2, на её обратных склонах могут быть фланкирующие пулеметы и орудия...»
— и остави нам долги наша, яко и мы оставляем должникам нашим:
«Склон высоты 252,2 эскарпирован...»
и не введи нас в напасть, но избави нас от лукавого
«Возможны контратаки танков и САУ противника с направлений...»
яко твоё есть царствие и сила и слава во веки.
«За Родину! За Сталина!»
— аминь.
Андрей закончил молитву и вместе со всеми закричал «Ура!».
— По местам! — скомандовал Андрей.
Галкин, для которого это был первый бой, рванулся к машине первым и неловко скользнув коленом по броне забрался в люк. За ним, кряхтя что-то по-таджикски, полез Тахир. «Эх, драп-люк забыл проверить, как бы задвижки не проржавели» подумал Андрей. но тот час же забыл об этом, весь погрузившись в тревожное ожидание атаки.
Уже через несколько минут загремели залпы артиллерийской подготовки и под вой проносящихся над ними снарядов «катюш» танкисты вышли в исходное положение для атаки. Андрей, сидя на башне танка, видел поднимающиеся на передовых позициях немцев султаны земли. Высота 252,2 была вся окутана дымкой, через которую иногда просвечивали вспышки разрывов. Наконец в небо поднялась долгожданная ракета, и Захаров посерьезнев, спустился в башню и закрыл за собой люк. «Тридцатьчетверка» взревела двигателем. Вот танк качнулся на первой траншее и устремился к проволочным заграждениям на ничейной полосе.
Через проходы в минных полях весь его взвод прошел как по нотам, передовые позиции немцев также были преодолены танками и следовавшими за ними пехотинцами без заметного сопротивления. Шедший рядом с ним Т-60 вскоре пропал из виду. Андрей осторожно приподнял люк и оглянувшись увидел «малютку» торчащей кормой вверх из крупной воронки от авиабомбы.
Высоту 252,2 они миновали под дробный стук пуль по бортовой броне. «По правому борту бьют, с высотки» машинально отметил Захаров. Ставший соседом слева КВ маячил в нескольких сотнях метров, он его почти не видел, двигавшиеся справа танки стали обтекать высоту 252,2 с по другому склону и на какое-то время экипаж Захарова оказался в одиночестве.
— Командир, справа от нас какая-то делегация к высотке звездует! — вдруг закричал Мякишев.
Не имея собственного прибора наблюдения он постоянно смотрел в перископ на скуле башни. Перед наступлением Мякишев разобрал прибор и тщательно его отдраил и тем самым обеспечил себе возможность хоть как-то наблюдать за происходящим на поле боя. Захаров развернул башню и нащупал немцев перископическим прицелом. По ходу сообщения действительно целеустремленно неслась группа пехотинцев с какими-то тюками и коробками, то ли пулеметчики, то ли расчет батальонного миномета. Они словно не замечали советский танк, видимо считая его совсем слепым и глухим. Андрей толкнул водителя в плечо, приказав поворачивать, а после того как танк качнуло при переезде окопа, таким же толчком в другое плечо приказал довернуться и ехать вдоль хода сообщения. Немцы вначале совершенно равнодушно отнеслись к пересекающему их путь танку и засуетились только когда Т-34 начал разворачиваться на них. Но было уже поздно. Курсовой пулемет впился трассами очередей в серые фигуры. Один из немцев попытался выскочить из хода сообщения, но замешкался и попал под гусеницу несущегося на полной скорости танка. Когда Т-34 миновал сгрудившиеся на дне окопа тела, Мякишев приоткрыл люк башни и швырнул назад «лимонку»:
— Кашу маслом не испортишь! — сказал он захлопнув люк.
Граната глухо ухнула позади, по броне щелкнули её осколки.
Это был звездный час Галкина. Андрей сразу представил как он с гордостью смотрит на фотографию артистки у рации, как бы отчитываясь ей о своем вкладе в борьбу с захватчиками.
Немецкие самоходки появились внезапно, словно тени. Однажды Андрей уже видел такую зимой 1942 г. в Подмосковье. Тогда бездыханная серая туша стояла на обочине, крыша рубки вместе с коротким орудием валялась в стороне. То ли её немцы сами взорвали, то ли самоходка стала жертвой чьего-то снаряда, Андрей лишь запомнил странное название, произнесенное лейтенантом-артиллеристом — «Артштурм». Сейчас «Артштурм» шел прямо на него, и вместо огрызка из его рубки торчало длинное орудие с напоминавшим шестопер дульным тормозом. Немец с ходу выстрелил, но промазал.
— Тахир, б...! — резко толкнул Андрей водителя ногой в плечо.
Молчаливый туркмен отреагировал молниеносно и тридцатьчетверка ласточкой взлетела на склон высотки, оказавшись сбоку и выше линии огня обеих самоходок.
— Бронебойный!
Затвор лязгнул, проглотив досланный сильной рукой Мякишева выстрел.
Андрей развернул башню и до того как «Артштурм» повернулся корпусом, изо всех сил нажал на педаль спуска.
Немец словно споткнулся и застыл. Андрей инстинктивно вжал голову в плечи ожидая фейверка взрыва боекомплекта. Но его не последовало и он решил заняться вторым «Артштурмом». Второй неожиданно начал сдавать назад, пару раз суматошно выстрелив.
— Бронебойный!
Второй раз Андрей торопился и промазал, снаряд лишь чиркнул по крыше и сверкнув трассером ушел ввысь.
— Осталась только шрапнель — флегматично сообщил Мякишев.
— Заряжай, б.., на удар!
Тахир развернул машину и двинулся в в сторону немецкой самоходки. Приземистый «Артштурм» ещё одним выстрелом вспорол склон высотки неверно взяв упреждение. Поставленная на удар шрапнель в ответ лишь полыхнула белесой вспышкой на его броне. Снова лязгнул затвор, Андрея уже начинало мутить от кислого запаха пороховой гари в башне. Но люки самоходки вдруг распахнулись и три черных фигурки выскочили из них. От неожиданности Андрей машинально нажал педаль спуска пушки, выпустившей бесполезную уже шрапнель. Потом, опомнившись, он вдавил педаль пулемета, но отсчитав последнюю короткую очередь початого магазина башенный ДТ чихнул и замолчал. Черные фигурки уже успели скрыться.
— Удрали — растерянно сказал Андрей.
— Тоже, наверное, бронебойные закончились — столь же монотонно ответил Мякишев — Пулемет перезаряжен.
Захаров задумался: «Что бы нам пришлось делать, если бы кончились и бронебойные, и шрапнельные? Или пушку заклинило? Выскакивать и бежать? Или как на бойне ждать кромсающего тела выстрела немецкой самоходки? Гордыня ведь не позволит вылезти и убежать. Галкин точно от своей артистки никуда не полезет. Немчура наверное уже завтра новый «Артштурм» получит. Наплетут своему обер-лейтенанту что-нибудь про невыгодную обстановку...».
— Осколочный? — прервал его раздумья командир башни.
— Да! — бросил он и быстрым движением приказал механику-водителю остановиться.
Андрей решил открыть люк и оглядеться. Пехоты позади видно не было. «Опять отстали, залегли» с досадой подумал Андрей. Наоборот, танки бригады уже успели уйти вперед. Двигавшийся слева КВ, по которому он сверял темп наступления, уже был далеко впереди, полыхая вспышками выстрелов.
Андрей спустился в башню и захлопнул люк, одновременно толкнув Тахира в плечи. Машина заревела двигателем и залязгала гусеницами, двигаясь в сторону деревни, на окраине которой предстояло выдержать дуэль с недобитыми артиллерией и штурмовиками пушками немцев.
Они проехали не больше полукилометра, как что-то заставило его нажать на рычаг поворота башни, но не успел он развернуть орудие, как в правую скулу башни ударил снаряд. Все внутренности башни осветились словно дугой электросварки, по ушам и лицу тяжело ударило, люк над головой резко распахнулся и встал на замок. Одним рывком Андрей выскочил из башни и не помня себя прыгнул на землю. «Что за чертовщина!» подумал он. Попадание было не таким как всегда. Обычно после удара о броню внутрь сыпалась окалина, пробивший броню снаряд разлетался на куски. «Наверное новые, «бронепрожигающие» снаряды фашистов...». На лице и шлемофоне была кровь и он почему-то понял что это кровь Мякишева. Следующая мысль неприятно кольнула — что с экипажем?
— Тахир-р-р!— крикнул он, не слыша себя, и закашлялся кровью.
Лежа возле остановившегося танка, он увидел, как лобовой люк неслышно распахнулся. Но механик-водитель уже был наперегонки со смертью. Из открытого башенного люка танка повалил дым.
Последним усилием воли он заставил себя подняться и отбежать от тридцатьчетверки. Снова бросила на землю его уже волна взрыва боекомплекта. Башня-«пирожок» взлетела вверх и, причудливо перевернувшись, снова упала на охваченный пламенем корпус. Почему-то он пожалел об оставленных в танке письмах и трофейном фотоаппарате с которым он так и не успел разобраться.
«Господи, за что снова такое испытание — выжить одному из всех!» Его неизвестный никому талисман словно приобретал над ним власть, управляя каждым его шагом, заставляя отворачивать башню от снаряда, ещё находящегося в стволе орудия.
Обратно он возвращался ползком. Подобравшись к обратному склону высоты 252,2 он увидел почему отстали пехотинцы. На «спине» злосчастной высотки, смотря пулеметом параллельно фронту стоял ДЗОТ. Он был невидим с переднего края и безнаказанно поливал огнем дефиле между «двести пятьдесят второй» и соседней высотой, стреляя едва ли не в спину наступавшим пехотинцам. Андрей вытащил кармана комбинезона трофейный Маузер калибра 7,65 мм, но поразмыслив решил что в одиночку он с ДЗОТом ничего сделать не сможет: он был прикрыт проволочным заграждением, возможно «минами-лягушками».
Дождавшись сумерек, он решил ползти назад. Немцы постоянно освещали передний край ракетами, но вдоль проволочного заграждения он подобрался к обращенному к своим скату высоты 252,2 и окликнул закрепившихся там после дневного боя пехотинцев. Встретили его «махры», вопреки ожиданиям, довольно холодно.
— Куда вы, танкисты поперлись?! — набросился на него пожилой сержант. — Нас тут прижали к земле, головы не поднять, а от вас помощи никакой!
— Я «Артштурм» подбил — все ещё не слыша сам себя громко ответил Андрей.
— Что ты орешь, сейчас немчура нас минами закидает — замахал на него руками сержант — Пока ты за своим «Штурмом» бегал половину нашей роты немцы пулеметами выкосили!
Другой боец дернул сержанта за рукав и показал на свои уши.
— Отец, да не слышит он тебя, уймись.
Сержант ещё что-то бурчал себе под нос, но тем временем поступил приказ командира роты отвести танкиста в тыл и Андрей вместе с несколькими легко раненными бойцами пополз назад.
Вместо Соловьева его встретил незнакомый майор с двумя нашивками за ранения и орденом Красного Знамени.
Изо всех сил стараясь не кричать, он доложил о событиях прошедшего дня, подбитом «Артштурме», бегстве экипажа второй самоходки и гибели своего танка, затем Андрей перешел к рассказу о ДЗОТе на обратном скате высотки.
Хмуро выслушав Захарова майор вызвал ординарца и они поехали в штаб стрелковой бригады. Там на карте Захаров показал местоположение ДЗОТа и предполагаемые секторы его обстрела.
— Он из бревен собран и видны два ряда венцов — рассказывал Андрей — мыслю я, у него стенки двойные и между ними фрицы земли насыпали.
— Наблюдательный у тебя боец — покосился на майора командир стрелковой бригады.
Лицо майора оставалось непроницаемым.
Выслушав Захарова, командиры выставили его из хаты, началось составление плана завтрашнего боя.
Полил дождь. Андрей сидел под навесом и смотрел на беззвучное для него падение капель на землю и ступени крыльца. Сознание прокручивало снова и снова картины боя: остановившийся от его выстрела «Артштурм», валящиеся на дно хода сообщения серые фигуры, странный, дьявольский свет «бронепрожигающего» снаряда, взлетающую вверх и медленно падающую на корпус башню его танка. Захаров достал иконку и посмотрел на всегда строгое лицо старика на ней. За спиной показался свет, выпущенный открывшейся дверью, Андрей торопливо убрал образок обратно. Он оставался его маленькой тайной. Молодой танкист был уже почти уверен, что пока строгий старик с ним, его минуют все опасности страшной войны. Выйдя из хаты, майор что-то сказал ему, но, опомнившись, приказал ординарцу отвести его в медсанбат. Андрей машинально посмотрел на нашивки и орден майора, словно стараясь угадать, не скрывает ли сукно офицерского мундира советского офицера маленький серебряный крестик или старинную панагию.
— Тебя, наверное, к ордену представят — хлопнул его по плечу ординарец.
— Что подставят? — непонимающим взглядом уставился на него Андрей.
— Неважно, пойдем — махнул в сторону медсанбата ординарец.
«Отче наш, иже еси на небесех, да святится имя твоё...» стучала в висках Андрея молитва того утра, когда все ещё были живы.
В тот же день наступление продолжилось. Он так и не узнал, что высота 252,2 была захвачена, а злополучный ДЗОТ подорвала инженерно-саперная группа. В том бою погиб и старый сержант, столь неприветливо встретивший его после возвращения, и майор, поставленный командовать 94-й танковой бригадой. Наступление 16-й армии забуксовало, а через неделю и вовсе сошло на нет, оставшись в истории «частной операцией».


Vale!
Михаил Воробьев АКА Воробей